— С чего такое рвение? Помниться разговаривать ты не спешил, Беркут. Что изменилось?

— Брат твой был очень убедителен, — усмешка отразилась на теперь уже расслабленном лице того самого Беркута.

— Не понял?

— Восемь часов назад твой брат передал мне полный контроль над акциями своей компании, в общем-то, он отдал все, что ему принадлежало в обмен на мое обещание повременить с войной и выслушать твою версию.

— Ты меня за идиота держишь? Граф бы ни за что не отдал тебе…— тут Матвей запнулся и замолчал.

— Разве я хоть, словом, обмолвился о Графе?

— Кир? — в голосе Матвея слышалось неподдельное удивление. Оно и понятно, еще сутки назад Кирилл очень доступно высказал свою позицию и сейчас его поступок казался чем-то невообразимым.

— Он не мог…

— Значит ты плохо знаешь родного брата, присаживайся, Матвей, разговор будет долгим, не зря же я сюда прилетел.

— Пусть ее отвезут обратно и мы поговорим.

— Нет, я хочу послушать ее, — Беркут снова глянул на меня, — в свете открывшихся подробностей. — перевел взгляд на кресло, а потом на мои ноги. — Рассказывай, девочка, какое отношение дети моего старого друга имеют к твоему нынешнему положению. Их версию я уже слышал, судя по всему, она была не полной, теперь я хочу послушать тебя.

— Нет, — отрезал Матвей, встав передо мной и закрывая меня от пристального внимания Беркута, также как закрывал в палате от амбалов, появившихся на пороге. — Она не будет тебе ничего рассказывать.

— Я расскажу, — схватила его за запястье, с твердым намерением закончить эту историю. Хочет Беркут услышать мою версию — он ее услышит. Если это хоть как-то приблизит нас к положительному исходу, я все расскажу.

— Нет.

— Прекрати, Матвей, — одернула его, потянув руку на себя. — Просто сядь, ладно? — он обернулся, посмотрел на меня с каким-то болезненным сожалением во взгляде, но в итоге кивнув, отошел и присел на стоящий рядом, старенький, просевший диван.

— Рассказывай, — Беркут сел на стул напротив.

— Все началось четыре с половиной года назад…— остановилась, чтобы перевести дыхание, а дальше слова сами полилась из меня рекой. Я говорила, раз за разом возвращаясь в прошлое. Сама удивилась тому, как легко дались слова, не так, как было на приеме у психологов и даже не так, как было с Катей. Сейчас все было иначе, я даже не чувствовала ничего, просто отключилась и говорила на автомате. Начала с матери, которой всю мою жизнь было на меня плевать, в редкие моменты, когда она все-таки обращала на меня свое внимание, мать непременно начинала свое обращение с фразы: «Ты испортила мне жизнь».  Ребенком я не понимала, за что родная мать так меня ненавидит, когда подросла, ее отношение стало более понятным, она не любила отца и ребенка от него не любила, вот только я так и не поняла, чем конкретно испортила ей жизнь. Я рассказывала о предательстве матери, о ее сыгранной ею роли в подставе отца и последующих событиях. О том, как по собственной глупости и наивности попала в руки отморозка-садиста, как жила каждый раз ожидая боли. Как боялась возвращения Руслана с очередной пьянки, потому что, если трезвый Азарин себя хоть как-то контролировал, то у пьяного непременно срывало тормоза. Но даже тот ужас, через который я прошла, живя с Азарином, был ничем по сравнению с тем, что мне пришлось пережить в тот день, когда я решилась на побег.

— Дальше, — напомнил о себе Беркут, когда я внезапно остановилась, собираясь с силами. — Продолжай.

— А дальше меня насиловали, долго и с особой жестокостью, Руслан и те, кого вы называете друзьями. Знаете, как это, когда вас рвут на части и никто вам не может помочь. Когда вам хочется кричать, а уже не получается, когда вы истекаете кровью, а вас продолжают истязать обдолбанные ублюдки? — странно, но даже слез не было, будто выплакала все и уже не хотелось.

— Давно ты…в этом состоянии? — кивнул, намекая на мою инвалидность.

— Несколько месяцев, — ответила не задумываясь.

— Они имею к этому отношение?

— Косвенное, — не стала врать. Зачем? Этот удар предназначался не мне. Мое нынешнее положение — результат моего собственного выбора. И я о нем не жалела.

Беркут больше ничего не ответил, просто сидел и сверлил меня взглядом, я же не отводила свой, пристально глядя в глаза мужчине. А потом он внезапно встал, опустил руку в карман и вынул из него телефон. Несколько ударов пальцами по экрану и тихие длинные гудки.

— Привези мне этих щенков, — пробасил в трубку, когда на том конце кто-то отозвался. — Девушку отвезут туда, куда скажешь, —она обратился к Матвею, — тебя я попрошу задержаться.

Матвей

— Я никуда не поеду, — Лара посмотрела на меня умоляюще и затрясла головой, — Матвей.

— Лар, давай ты сейчас поедешь домой, хорошо, — поднялся с дивана и сел рядом с ней, обхватив ее похолодевшие ладошки.

Она смотрела на меня с ледяным ужасом во взгляде, а я не переставал ею восхищаться. Сложно даже представить, что чувствует человек вынужденный рассказывать незнакомцу подробности из своего прошлого, подробности, которые хочется забыть, стереть из памяти раз и навсегда. Меня наизнанку выворачивало, пока она говорила. Кровь вскипала в жилах и желание разорвать ублюдков голыми руками усилилось в разы, а она держалась, не проронив ни слезинки. 

— Я не хочу без тебя.

— Лар, все будет нормально, я скоро приеду, хорошо? — улыбнулся ей, коснувшись ее лица.

— Хорошо.

Лару я отправил домой в сопровождении людей Беркута. Отчего-то был уверен, что он ей поверил и вредить точно не собирался. Все происходящее вообще казалось каким-то нереальным. Еще вчера мы были в шаге от войны, еще вчера я начищал морду брату за то, что тот посмел влезть в мою жизнь, за то, что посмел подойти к моей девочке.

Мог ли я представить, что спустя восемнадцать часов буду стоять перед Беркутом и мирно с ним разговаривать? Мог ли ожидать от Кира того, что он для меня сделал? Однозначно нет. Но вот она реальность, я стою перед Беркутовым, целый и невредимый, и ожидаю появления тварей, которых желал увидеть несколько месяцев.

— Я не знал всех подробностей, — Беркут первым нарушил тишину. — Долгое время я находился за границей, а когда вернулся на пороге моего дома появились дети старого друга. Запуганные и преследуемые Графом. Впервые в жизни я даже разбираться не стал, поверил на слово. Да и не до того было, своих проблем хватало. А потом ты с этим пальцем, — он усмехнулся, — надо признать, это было смело.  

— Скорее глупо.

— И это тоже, — он кивнул. — Может будь у меня больше времени и желания, я бы выяснил правду раньше. А может задетая гордость взыграла, какой-то сопляк решил мне условия диктовать, — он посмотрел на меня, ухмыльнулся и закурил в очередной раз. — А нанесенный ущерб тебе все же придется восстановить.