— Поверить не могу, — все еще недоверчиво глядя на меня, она расплылась в улыбке — ну надо же, сам Матвей Авдеев пал жертвой роковой красотки, — протянула ехидно, а потом добавила: — Обидишь ее, убью!

— Не обижу, — усмехнулся, — а теперь скажи мне, Котя, какого черта ты в пижаме? — я только сейчас обратил внимание на то, как она одета. Абсолютно нелепая вещица, на которой красовались единороги не добавлявшие серьезности ее виду.

— Ээээ, — она поморщилась, словно только что вспомнила о своем наряде, — долгая история, это все Макс.

— Зайдешь к ней? — перевел тему, потому что подруга уже приобрела оттенок спелого помидора.

— Нет, — она замотала головой, — я же не знала. Не хочу ее смущать, заеду в другой раз, главное, что с ней все в порядке.

Обнял подругу детства, получая порцию объятий в ответ. Как в детстве.

— Не делай ей больно, Матвей, она…

— Не сделаю, Кать, никогда не сделаю.

Попрощавшись с подругой и отдав ее в заботливые руки Макса, вернулся в палату. Лара сидела в той же позе, в которой я ее оставил, не шевелилась даже, продолжая таращиться в одну точку. Не хотел начинать все сначала. Просто вынул из кармана предмет, который приобрел в ночь прогулки на вертолете и с тех пор постоянно носил с собой. Сам не понял тогда, зачем купил его в тот день, будто наваждение какое-то и вот я уже выходил из ювелирного небольшим аккуратным кольцом. Хотя зачем врать самому себе, все я знал, уже тогда знал. Сел на кровать рядом с малышкой, взял ее за руку, погладил легонько тыльную сторону ладони.

— Посмотри на меня, пожалуйста, — обратился к ней, и она посмотрела. — Любишь меня?

— Я…

— Любишь? — повторил вопрос.

— Люблю, — прошептала, глядя мне в глаза.

— Тогда выходи за меня.

Лара

— Тогда выходи за меня, — как обухом по голове.

Я бестолково таращилась на небольшое колечко, которое каким-то невообразимым образом уже красовалось на безымянном пальце моей правой руки.

Замуж? За него?

Одна часть меня - та, которая любила этого сумасшедшего мужчину до умопомрачения - кричала «да» и радостно хлопала в ладоши, заливаясь слезами радости. Но была и другая — та, что умела мыслить рационально и грубо опускала меня на землю.

«Не портите ему жизнь» — так и стучало в голове. Его брат был прав, я натворила достаточно.

— Лар? — он смотрел на меня с бесконечной надеждой во взгляде, с такой щемящей нежностью и любовью, что у меня сердце замирало и кровью обливалось от того, что я стала причиной бед этого замечательного мужчины.

Самого лучшего на свете.

И будь все иначе, встреться мы при других обстоятельствах, я бы вцепилась в него мертвой хваткой и ни за что бы не упустила свой шанс. Но судьба распорядилась иначе, распорядилась жестоко и бесчеловечно. Она дала мне шанс на счастье, как мне казалось, а потом отняла его, вырвав из меня душу с мясом, разорвала меня на части, разбила на осколки, собрать которые воедино — теперь казалось невозможным.

— Я не могу, — отвернувшись, вдохнула в легкие побольше воздуха, задержала дыхание, чтобы не разрыдаться в очередной раз.

Левой рукой потянулась к кольцу, чтобы снять его, пусть и жгло все внутри, боль обжигала внутренности, разливалась по венам, и уничтожала все на своем пути. Но разве могло быть иначе? Я должна, просто обязана его отпустить, пусть меня это убьет, теперь действительно убьет, потому что не представляю я, как жить без него, как просыпаться по утрам не видя его улыбки, как это не слышать изо дня в день его голос, не ловить его поцелуи, не видеть любовь во взгляде.

Дотронулась до кольца в намерении стянуть его с пальца и вернуть Матвею, но мою руку грубо перехватили и отвели в сторону.

— Я, наверное, неверно выразился, — цедя каждое слово сквозь стиснутые зубы, он сжал с силой мою ладонь, накрыв своей то место, где находилось кольцо. — Ты выйдешь за меня, Лара, я, млин, задолбался уже повторять: никуда, нахрен, ты от меня не денешься, станешь моей женой, если будет нужно, то станешь ею прямо сегодня, я весь город на уши поставлю, уж поверь. А потом, когда ты полностью восстановишься и тараканы в твоей голове разбегутся по углам, мы займемся вопросом продолжения рода, основательно так займемся, чтобы всю дурь из твоей хорошенькой головки выбить. Будешь у меня ходить с хорошеньким таким пузиком, поняла?

— Ты меня не слышишь, я не хочу больше быть причиной твоих неприятностей, не хочу, чтобы ты ссорился из-за меня с семьей, не хочу, чтобы тратил свою жизнь впустую. Однажды ты меня возненавидишь, а я не хочу видеть ненависть в твоих глазах. Не говоря уже о том, что ты ввязался в бандитские разборки, думаешь, я не понимаю, что ты делаешь? Ты мстишь? За меня мстишь? Ведь так? Я не хочу, слышишь, не хочу, чтобы ты пострадал, — сорвалась на крик, с треском провалив намерение сдерживать слезы.

Зачем он на меня так смотрит? Почему просто не отступится. Он же знает, теперь все знает. И эту чертову папку у меня забрал, так зачем о детях говорит, когда знает все прекрасно, знает, что не будет этих самых детей. Что со мной вообще ничего не будет.

Он ничего не ответил, просто встал и направился к двери, а потом послышался щелчок.

— Что ты…

—Мне надоело, Лар, хватит разговоров, — на этих словах он двинулся на меня, по пути стаскивая с себя футболку и открывая обзор на идеальное тело. А я как завороженная смотрела на приближающегося мужчину, пялилась, как последняя дура, не в силах собрать мысли в кучу. И эта груда мышц неумолимо приближалась к кровати.

На лице Матвея красовался звериный оскал.

— Матвей…— сделала попытку отползти подальше, но меня осторожно схватили за щиколотки и потащили к самому краю.

— Скажу один раз: мы вместе, я люблю тебя, и никакая сила не заставит меня уйти. Ты выйдешь за меня, дети у нас будут. Я обещал тебе, что ты встанешь? — посмотрел на меня серьезно. — Обещал? — повторил, удерживая мой взгляд и дождавшись кивка, продолжил: — А сейчас я тебе обещаю, что у нас обязательно будут дети. Больше мы к этом разговору не возвращаемся. Теперь иди сюда, потому что я пиздец, как тебя хочу.

— Матвей, так же нельзя, мы в больнице, Ма…

Время остановилось, когда Матвей резко притянул меня к себе и поцеловал. Жесткие, обжигающие поцелуи-укусы блуждали по лицу, шее, плечам. Да, я слабая и глупая, но я не могла ему сопротивляться. А кто бы смог? Кто бы смог, когда вот так смотрят, когда ТАК целуют, словно ты самое дорогое, что есть в жизни, словно тобой дышат.

А он продолжал целовать, нашептывая нежности, повторяя, как сильно меня любит и как много хочет со мною сделать, потому что дурь из моей красивой головки надо выбивать действенными методами. И я сдалась, просто сдалась на милость его губам, целующим жестко, властно, его рукам, блуждающим по моему телу, обжигая каждым своим прикосновением и вызывая в моем теле табун мурашек.