Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, и народ просто улыбался товарищу Захожей навстречу, и двери открывал охотно, и информацией делился. Даже бабушки у подъезда меж собой говаривали, что «Захожая — баба справная!» Вот и теперь — стоило только постучать в деревянную лакированную дверь на третьем этаже классической хрущевки, как она тут же открылась навстречу. Встретил нас приличный мужчина в аккуратном спортивном костюме и больших очках. Двигался несколько скованно — видимо, какой-то недуг.
— Пр-роходите, — сказал он.
Дикция его была нарочито четкая, видимо, этому человеку приходилось себя тщательно контролировать, чтобы говорить внятно. В квартире царила чистота и порядок, всё — от обуви до книжек на этажерке стояло по ранжиру, ровненько! Никакой пыли, никакого мусора, диваны и кровать — застелены, на кухне — блеск!
— А готовит вам кто? — уточнил специалист.
— А я сам стар-раюсь! — с видимой долей гордости медленно проговорил он. — И уборку — тоже. А то — нормально всё было, нормально, а потом бах — и вот! Инвалид второй группы.
Человечище! Мне удалось перемолвиться с ним парой слов, и я решил — упомяну про него в статье обязательно. Звали его Владимир Владимирович тридцать лет, он работал на металлургическом заводе, последние десять — мастером. Вышел на пенсию, тяжело пережил смерть супруги — ударил инсульт. Но — не сдался. Взял свою жизнь под контроль! Он несколько раз извинялся, что говорит нечетко, но я уверил его: всё отлично. А что неторопливо — так это придает словам дополнительного веса! Он даже посмеялся со мной, на душе стало немного веселее…
А вот следующая квартира уже в другом доме, поразила контрастом. Очень приличную дверь, обитую красным дерматином с позолоченными шляпками гвоздей, долго не открывали. Спустя время, десятки «тук-туков» и несколько пронзительных трелей звонка, дверные петли скрипнули, и на лестничной площадке появилась некая заспанная нимфа. Такая, знаете, миниатюрная брюнетка в одной рубашке и шортиках, волосы в художественном беспорядке, личико симпатичное, пусть и слегка помятое — ну, хороша! Но вся ее прелесть была растоптана и уничтожена сшибающим с ног ароматом кошачьих ссаков, который вырвался из квартиры и рванул вверх и вниз по подъезду. Это было нечто невообразимое! Настоящая биологическая атака!
Заходить внутрь всё-таки пришлось. Шагал с опаской, зажимая нос, но это не помогало, потому как миазмы окрест царили просто чудовищные. В квартире бал правила полная антисанитария, вещи были скомканы в кучи и лежали по углам, на стенах — желтые жирные потеки. Да что здесь происходит вообще?
Вопросы у меня закончились, когда на кухне, на полу я увидел таз со свиной головой, которую в особенно жестокой форме объедали с десяток кошек, хватая свою добычу за уши и щёки, вцепляясь в пятачок… От грубой матерщины меня удержало только присутствие женщин. Я выбежал на лестничную площадку и попытался отдышаться, сдерживая тошноту, но — кошачий дух настиг меня и тут, и прийти в себя я смог только на лавочке у крыльца.
Вот ведь и не скажешь, если на улице встретишь! Вроде — нормальная, а что там в башке творится, у кошатницы этой? Выведи хозяев, заведи в обе эти квартиры постороннего человека и спроси — где живет инвалид второй группы после инсульта, а где — симпатичная молодая брюнетка? Ответы будут очевидными и однозначно — ошибочными.
— А вот вам статистика по нашему ЖЭКу, товарищ Белозор. Сколько квартир посещено, какие группы населения… — мадам Захожая походкой, достойной королевы, спустилась по ступенькам и протянула мне листок, исписанный от руки синими чернилами.
— Большое спасибо! — отдышавшись, я взял справку и махнул рукой: — Пойду материал в номер писать. Желаю вам на пути побольше Владимиров Владимировичей и поменьше симпатичных брюнеток!
Мужики из состава рейдовой группы заржали, женщины зашушукались, обсуждая бесхозяйственную кошатницу. Вот уж точно — «шо занадта, то не вельмі!»
Хотя кошек я люблю.
* * *
Обедать я побежал, конечно, в столовую ПДО. Не то, чтобы это было совсем по пути, но по тамошним изыскам мой желудок уже соскучился. Навалив три порции жирного плова со свининой в одну глубокую тарелку, принялся орудовать ложкой, запивая всё это богатство чаем и помогая себе куском пшеничного хлеба. Я чуть ли не похрюкивал от удовольствия.
Внезапно меня похлопали по плечу:
— Свободно?
Ненавижу, когда меня похлопывают по плечу, и тем более терпеть не могу, когда садятся напротив меня и смотрят, как я хрюкаю. Ну, то есть, если прием пищи проходит в обычном режиме — то Бога ради, смотрите. А если задача набить брюхо и побежать дальше — тогда увольте. Нет тут ничего обаятельного и привлекательного. Это всего лишь физиология, а не культура поведения за столом и высокий этикет.
— Что, Гера, навел шороху в Минске? — спросил Волков, присаживаясь на стул.
Я прожевал ложку плова, отложил столовый прибор и вытер губы салфеткой:
— Да уж пришлось. Сам не ожидал.
— А про обещание своё забыл?
— Какое обещание?
— Ну, экскурсию по Дубровице провести. Для серьезных людей. Уехал в отпуск, ничего не сказал… Да!
— Ну, так вернулся же! Вовремя!
— А если бы не вернулся? Если бы опоздал? Где бы я нового чичероне искал?
Слово-то какое — чичероне! Я его последний раз, наверное, в «Монте-Кристо» встречал.
— Что значит — не вернулся бы? Не такой я человек, чтобы…
— Не такой человек? А с Солдатовичем кто по чистой придури столкнулся? Да! Борони Бог тебя еще раз так ошибиться! Не знаешь — не лезь! Или с умными людьми посоветуйся!
Тут я вскипел. Василий Николаевич Волков, конечно, фигура легендарная, и жутью от него веяло капитально — но и я тоже не лыком шит!
— Послушайте, всё это прекрасно — но не рискни я в тот момент, и на моей совести были бы десятки трупов! Вы это понимаете? Я не мог поступить иначе! Да, из-за моей самонадеянности погиб человек — но не рвани я в Минск, погибли бы десятки! Что вы вообще знаете?! Думаете, мне охота была сидеть в подвале, чтобы меня лупил как сидорову козу этот ненормальный?
— Ладно, ладно… Знаю я достаточно,