Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты туда не вернешься, — резко проговорил Снежный.
— Оставите здесь? Навсегда? — я не смогла сдержать усмешки. — В качестве кого? Источника силы? Игрушки? Любовницы?
— Вопрос с нашей связью мы скоро решим.
— И я смогу быть свободной?
Снежный молчал, а у меня от этого молчания мурашки побежали по спине. Сразу вспомнилась мама, и то, как ее забрали. Отняли у нас, потому что могли. Потому что им так захотелось. Снежные. Карающие и наказывающие, как им хочется и как им нравится.
— Я смогу быть свободной? — повторила, чувствуя, как голос дрожит от ярости и страха.
— Сейчас ты нужна мне, а твоему брату — лечение. Позже вернемся к этому разговору, а сейчас иди к себе, Ливия.
— Это не ответ!
Снежный резко поднялся. Обойдя стол, встал передо мной, так близко, что почти обжег своим дыханием, вонзился в меня своим колючим взглядом.
— Вы снова забываетесь, нэри Селланд. Снова ведете себя так, словно я соседский мальчишка, которому можно грубить, отвечать дерзко. Не провоцируйте меня и не мешайте вершить правосудие. Я вынес приговор и менять его не стану. А теперь возвращайтесь к себе. Отдыхайте.
Я даже пикнуть не успела, как он схватил меня за локоть, вывел из кабинета и приказал стражникам:
— Отведите нэри Селланд в ее покои.
— Вы хотели сказать, в ее клетку, — не сдержавшись, поправила снежного сатрапа.
А тот привлек меня к себе, продолжая удерживать за руку, и прошептал на ухо:
— Не искушайте меня, нэри Селланд. Вы понятия не имеете, что такое жизнь в клетке, и мне бы не хотелось, чтобы когда-нибудь узнали.
В тот момент я поняла, что у него не только ледяные глаза. Сердце у него, как оказалось, тоже было изо льда.
* * *
Хьяртан-Киллиан Эртхард
Приговор был вынесен и оглашен. Оставалось привести его в исполнение. Обычно преступников наказывали на Ратушной площади, на глазах у горожан, но случай с этим преступником нельзя было назвать обычным. Разбирательства не было, только решение его величества. Хьяртан не желал ждать, не желал оттягивать неизбежное.
Какая разница, где крысеныша высекут: здесь, в стенах Эрнхейма, или в центре Леверны?
Ему до сих пор казалось, что сцена в кабинете — всего лишь плод его воображения. Ливия вчера к нему не приходила и не просила за недонасильника.
Справедливое наказание? Справедливо было бы свернуть ему шею еще там, в Борге, но он сдержался. Потому что был слаб, потому что рядом был десятилетний мальчишка.
Лишь поэтому ублюдок до сих пор дышит одним воздухом с Ливией.
— О чем задумался? — Бьяртмар опустился в кресло по левую руку от брата. Место по правую принадлежало Дойнарту, но тот, как обычно, опаздывал.
Правящие расположились на балконе, с которого обозревалась вся площадка перед замком. Даже в столь ранний час, когда утренняя тьма еще не рассеялась под натиском предрассветных сумерек, даже несмотря на пронизывающий холод, желающих поприсутствовать на казни собралось немало. Знать куталась в бархат и меха, негромко переговаривалась, ожидая появление заключенного.
Хьяртан пробежался по лицам взглядом. Вдову Селланд еще не привезли, а может, она отказалась ехать. Надо было приказать доставить ее силой, но как бы там ни было, ждать ее появления Снежный был не намерен, хотел покончить с этим как можно скорее.
Ливии среди придворных тоже не было.
— Хьярт, ты меня слышишь? — снова попытался привлечь к себе внимание младший брат.
— Ты что-то сказал?
— Я говорю, что ты драматизируешь, — глядя на парящие в чернильной тьме хлопья снега, заметил Бьярт.
— Драматизирую?
— Убивая этого мальчишку. Он-то никого не убил и никого не изнасиловал.
Его величество скосил взгляд на младшего брата, с досадой думая о том, что не далее как вчера был вовлечен в подобный идиотский разговор.
— Ты говорил с Ливией?
— Нет, с чего бы? — удивился рыжеволосый Снежный. А потом, сообразив, почему Хьяртан о ней спросил, хмыкнул: — Она просила за него? Но ты не стал ее слушать.
— Здесь решения принимает не нэри Селланд.
— Но она несостоявшаяся жертва несостоявшегося преступника и по нашим законам имеет право смягчить наказание.
— С каких это пор ты превратился в жалостливую девицу? — Хьяртан с раздражением посмотрел на брата.
Этот разговор ему не нравился, как и промедление. Где, ларги побери, стража?! Почему не выводят мерзавца?!
— Разве я сказал, что мне жалко идиота? — Бьяртмар расслабленно откинулся на спинку кресла и миролюбиво продолжил: — Я в этом деле — беспристрастная сторона и просто хочу напомнить, что наказать можно и не убивая. Проучить так, что мозги быстро на место встанут. Но ты выбрал не правосудие, а месть, и мне это не нравится. Меня волнуешь ты, Хьярт. Ты знаком с этой девушкой меньше недели, а чувство такое, будто уже на ней помешался. Уверен, окажись на ее месте другая, и ты бы передал дело судье. Но ты просто жаждешь крови. Из-за нее. Вот что меня беспокоит. Не хочу, чтобы она стала твоей слабостью, брат. Твоим уязвимым местом. Сегодня ты из-за нее готов убить, а что будет завтра?
— Случай с крысенышем послужит назиданием другим смельчакам, считающим, что им все позволено, — спокойно ответил Хьяртан, предпочтя не реагировать на слова брата про помешательство. — Я позабочусь, чтобы о нем узнали во всем Драэре. С ведьмой, продавшей ублюдку зелье, тоже разберутся.
— Ну-ну…
— Я что-то пропустил? — весело поинтересовался вышедший на балкон Дойнарт и упал в кресло.
Выглядел он так, словно явился не на казнь, а на бал. Глядя на улыбающегося Снежного, можно было подумать, что вот-вот зазвучит музыка, и стоящие внизу придворные примутся танцевать.
— Нет, его величество еще не начал мстить, — ответил Бьяртмар, получив от правителя резкое:
— Угомонись!
— Как моему королю будет угодно, — нехотя сдался Бьярт. Правда, тут же, не сдержавшись, добавил: — Я вот что подумал… Может, заодно выпорем и Дойна? Он ведь тоже пытался… кхм… познакомиться поближе с твоим «источником силы». По-хорошему, его тоже надо бы к столбу.
— Действительно, Бьярт, угомонился бы, — поморщившись, посоветовал светловолосый Снежный.
Хьяртан взмахнул рукой, вынуждая обоих братьев примолкнуть, — наконец показалась стража, ведущая под руки обвиняемого. Несмотря на холод, одет он был в одни штаны и легкую рубаху, которую с него содрали, а после заставили