Все эти грустные примеры я приводил с одной целью: показать, что сравнение количества танков и их качества не дает ответа на вопрос о возможности эффективных действий войск противоборствующих сторон, как это делает Владимир Богданович:

«И вот после войны собирают кремлевские вожди доблестных советских маршалов, генералов, профессоров и академиков и ставят боевую задачу: доказать, что 3 тысячи гитлеровских танков — это больше, чем 24 тысячи сталинских, доказать, что Гитлер к войне был готов, а Сталин — нет».

Действительно, если сравнивать брутто-количество танков, то непонятно, как могло случиться то, что случилось летом 1941 года. Нужно сравнивать механизмы ведения войны, танковые и моторизованные дивизии в целом. Давайте попробуем оценить возможности механизированных корпусов РККА не с точки зрения танков, а с точки зрения организации и сравним их с танковыми соединениями вермахта. Добавим к традиционным колонкам численности танков на момент начала боевых действий число средств артиллерийской поддержки, автотранспорта, тракторов и мотоциклов. Первая строчка — это штатная численность.

Таблица 4

№ МКВсего танков (KB и Т-34)Лич. составАртиллерияМинометыАвтомашиныТракторыМотоциклыштат1031 (546)360801721865161352167911039 (15)3134814814647302404672527 (60)3239616218937942663753672 (110)3197518618138972663754892 (416)28097134152285427410505974 (17)2420316016289217736661021 (352)24005162187477929410407800 (63)3358316315138191107308858 (171)319271421523237344461930026833101118106713318110469260657515710003445011237 (31)2160540104920551481273029998922212531191391329417809132117987103246145201555012611413619921615733 (131)3393588139203516513116478 (76)263801736165781210460740261828026879833013345815719450 (11)226546527865851820932038958764312592219822707 (31)24087122178122611447

Для сравнения, в типичном армейском моторизованном корпусе немцев из двух танковых и одной моторизованной дивизии было примерно 37 тыс. человек, 360 танков, 264 миномета, 335 орудий, 6500 автомашин, 4100 мотоциклов. Это без учета корпусных частей. Советская танковая армия образца 1944 года, для сравнения, штатно могла иметь 55—56 тыс. человек, 900—950 танков и САУ, 650—700 орудий и минометов, 7600 автомашин разных типов. Реально в танковой армии образца 1944 года было около 48 тыс. человек, 450—620 танков, 98—147 САУ, 650—750 орудий и минометов, 4380—5000 грузовиков, 465—740 специальных автомашин, 163—236 легковых авто. Поражая количеством танков, механизированные корпуса 41-го заметно отставали по всем другим показателям — пехоте, артиллерии, автотранспорту. Даже если брать первую строчку таблицы, штатную численность.

Без получения автотранспорта по мобилизации, с несовершенной штатной организационной структурой танковые и моторизованные дивизии мехкорпусов второй волны формирования не могли ни эффективно наступать, ни обороняться, даже имея большое количество танков. Пресловутая неготовность выражается именно в этом. На вопрос: «Почему танковые войска РККА были не готовы к войне, имея свыше 20 тыс. танков?» — правильный ответ: «Причина номер раз. Они не имели 22.06.1941 положенных для организационных структур, объединяющих эти танки, личного состава, автомашин и тракторов. Причина номер два. Организационные структуры, объединяющие эти танки, были неэффективны». После объявления мобилизации 22.06.1941 в вооруженные Силы поступило 234 тыс. автомашин, 31,5 тыс. тракторов, но было уже поздно, да и не получили втянутые в сражения мехкорпуса положенных им автомашин в хаосе отступления. Танки кончились до прибытия автомобилей по мобилизации.

Но было бы ошибкой считать, что мобилизация решала проблему. Взмах волшебной палочки — прибытие грузовиков, и мехкорпуса становятся стальными молотами. Прибытие грузовиков от промышленности и из народного хозяйства могло улучшить подвижность частей мехкорпусов, но оно не прибавляло им мотопехоты, не приводило к «золотому сечению». Даже те соединения, которые я назвал боеспособными в качестве подвижных, страдали от несовершенства организации.

Не танки надо считать, точнее не только и не столько танки, а пехоту, артиллерию, тракторы и грузовики. И сравнивать организационную структуру танковых дивизий и механизированных корпусов. В этой главе я не ставил задачи опровержения «главной мысли» Владимира Богдановича. Я лишь стремился показать порочность подхода В. Суворова и многих других исследователей, сравнивающих только брутто-количество танков противоборствующих сторон вместо анализа организационных структур, объединяющих эти танки в механизмы ведения войны.

В этой главе речь пойдет о боеприпасах. Больше всего меня лично убивают в трудах Владимира Богдановича постоянные апелляции к бытовой логике. Например, история с боеприпасами на грунте. Цитирую ( «День М»):

«В апреле 1941 года из Главного артиллерийского управления Красной Армии поступило распоряжение: продукцию Наркомата боеприпасов вывозить к западным государственным границам и выкладывать на грунт.

Спросите у фронтовиков, что это означает.

Кремлевско-лубянские историки вынуждены признать, что Сталин готовил агрессию, Сталин готовил порабощение Европы. Но, говорят они, Сталин мог совершить агрессию только в 1942 году. Давайте спросим у этих историков, можно ли оставить под открытым небом на осенние дожди, на снежную зиму и на весеннюю грязь некоторое количество боеприпасов, скажем, пятьсот тысяч тонн? Этого делать нельзя. Нам это понятно. Так неужели Сталин был глупее нас?

Выкладка боеприпасов на грунт в 1941 году означала решение начать войну в 1941 году. И никакого иного толкования этому факту не придумать». (Выделенный текст напечатан жирным шрифтом в оригинале. — А.И.)

Выкладка боеприпасов на грунт — это стандартная процедура хранения. Склады бывают или открытые, или подземные. Подземные очень дорогие. Открытые дешевле, и при окружении их земляным валом допускается их нахождение до 800 м от населенного пункта. Что, впрочем, подтверждается случаями взрывов на складах, которые происходили в 90-х годах. Например, взрыв склада Тихоокеанского флота во Владивостоке в 1994 году. Комиссия ругалась — нельзя, дескать, было хранить боеприпасы разных лет выпуска на грунте без навеса. Обратите внимание на слова «без навеса». Наверное, готовили «освобождение» Японии. Или возьмем более свежие события, взрыв на складе под Екатеринбургом в июне 2001 года, когда взрыв вызвало попадание молнии. Просто процитирую одно из сообщений информационных агентств: «По официальной версии, озвученной представителями Министерства обороны России, на расположенном в районе данного населенного пункта складе инженерных войск по причине удара молнии произошло воспламенение, а затем взрыв расположенных на открытом воздухе боеприпасов». По логике Владимира Богдановича выкладывание боеприпасов на грунт означало твердое решение начать войну в 2001 году. Осталось догадаться, кого собирались «освобождать».

В. Суворов, видимо, забыл, что события происходили в веке XX, а не во времена отсыревания пороха на полках кремневых ружей. Техника, в том числе конструкция боеприпасов, совершенствовалась, и устойчивость боеприпасов была в 40-х годах значительно выше, чем во времена перехода А.В. Суворова через Альпы. Было бы ошибкой считать, что боеприпасы на грунт выкладывались так же, как они складываются на огневой позиции, то есть не в стандартной заводской укупорке, а рядком на брезент. Стандартная упаковка снарядов и мин — это прочные деревянные ящики с ложементами под боеприпасы. Например, снаряды к одному из самых распространенных орудий РККА, 122-мм гаубице М-30 образца 1938 года, упакованы по два выстрела в ящик, в каждом ящике два снаряда и две гильзы с зарядом. Масса ящика с двумя снарядами 75 кг. Сами снаряды вместо применявшейся ранее осалки (покрывание снаряда слоем пушечного сала) для защиты от коррозии в 30-е стали красить в защитный или серый цвет двумя слоями масляной краски. Помимо этого снаряды часто покрывали обычной смазкой, практиковалось даже заворачивание их в промасленную бумагу. Гильзы зарядов гаубицы раздельного заряжания имеют две крышки, одна так называемая нормальная, а вторая усиленная. Усиленная крышка вставляется в гильзу и заливается сверху расплавленным герметизирующим составом (определенный сорт смазки), который затем застывает и превращает открытую сверху гильзу гаубичного выстрела в герметичный контейнер для порохового заряда. Перед стрельбой усиленную крышку вынимают, а нормальная крышка выполняет функцию обтюратора при выстреле, то есть препятствует прорыву пороховых газов вперед, в пространство перед снарядом в процессе его движения по стволу. Патроны упаковывались еще надежнее, запаивались в цинковые коробки и укладывались в деревянные ящики. В такой таре боеприпасы вполне возможно было хранить под навесом на открытом воздухе. Под ящиками обычно сооружался настил, препятствующий контакту ящиков боеприпасов с грунтом. Так что «на грунт» не стоит воспринимать буквально. Конечно, если сваливать ящики в лужу или не делать навес, то самая надежная упаковка может не спасти и привести к ржавчине, окислению гильз. Некий процент боеприпасов при хранении на открытых складах неизбежно портился, идеальной «защиты от дурака» не бывает. Если снаряды не доводили до ужасающего состояния, а для этого нужно было сильно постараться, то никаких проблем не возникало. Налет ржавчины, зеленые разводы окислов на гильзах протирали промасленной ветошью и заряжали такими выстрелами орудия. Простота и дешевизна открытого способа хранения искупала неизбежные потери из-за разгильдяйства исполнителей.