за которым начинался перекресток. Отсюда ходили автобусы в горные городки и деревушки, как объяснила Лакшми. Чуть дальше стоял столбик с надписью на хинди и большой черной цифрой 0.

Перегнувшись через перила мостика, девочка стала внимательно разглядывать что-то внизу. Ясон тоже стал смотреть. Там была небольшая заводь с прозрачной зеленоватой водой, окруженной гладкими камнями, где плавали большие темные рыбы. Они чертили замысловатые траектории и постоянно перемещались, не оставаясь на одном месте. Рыбы были больше похожи на мультипликацию талантливого аниматора, чем на живые создания.

– Смотри, эти рыбы не плачут, – все еще смотря вниз, сказала Лакшми.

Неожиданно на Ясона нахлынуло необъяснимое чувство, что он давно знает эту девочку, и ему показалось, что он больше понимает, о чем она говорит, не из ее слов.

Что-то сияющее стало вспыхивать и гаснуть во внутренней империи его сердца. Он увидел, что все рыбы замерли. Время остановилось.

Он хотел повернуть голову и посмотреть на Лакшми, но не смог сделать это. Ясон стал слышать ее голос, даже не понимая, на каком языке она с ним говорит. Однако каждое слово он понимал очень отчетливо. Вместо не очень правильных английских фраз теперь лилась стройная и плавная речь:

– Ты снился мне много раз. И даже этот момент мне тоже снился. Мы с тобой в прошлой жизни были знакомы. И сейчас я знаю, что должна сказать тебе: все будет хорошо. Не надо плакать, Ясон.

«Однажды маленькая девочка родилась под сонным деревом кадамба, но никогда не хотела быть рядом со своей матерью».

Ее голос стал нежным и бархатистым, совсем недетским. Голос вполз в Ясона, словно золотистая нить, и заплясал внутри. Перед глазами цветными пятнами расплывались блики солнца на застывшей глади воды внизу.

«Она была привязана к своему прошлому толстой веревкой, что шла из сердца. Она думала только о себе и не хотела исполнять свой долг. Когда ее отец погиб, она отправилась за ним, оставив страдающую, безутешную мать. Поэтому в этой жизни она и сама вынуждена потерять самого близкого человека».

– Скорбь уйдет, Ясон.

Эти слова вывели его из оцепенения. Его слегка потряхивало, и почему-то остро хотелось индийских мандаринов. Индийцы называли их оранж: сладкие фрукты, брызгающие соком во все стороны, с кучей скользких косточек, которые нужно было методично выплевывать в процессе еды.

Он посмотрел на девочку. Она стояла и так же смотрела вниз на рыб.

– Спасибо тебе, Лакшми, спасибо. Пойдем, купим оранж. Хочешь?

Лакшми засмеялась, глазки ее задорно блеснули:

– Мне пора к Ханде.

И вдруг, сунув Ясону все еще теплый пакетик с пирожками, она быстро побежала прочь. Глядя на ее удаляющуюся фигурку, он медленно пошел обратно. Купив в магазинчике на площади килограмм «оранжей», Ясон увидел Волчицу с Нэнси, которые, улыбаясь, направлялись к нему. Они шли провожать товарища-буддиста и предложили пойти вместе. Ясон кивнул. Вскоре они оказались перед небольшим одноэтажным зданием, которое стояло неподалеку от главного гестхауса.

Внутрь вела двухстворчатая дверь с квадратными мутными стеклами и железными решетками.

– Похоже на больничный пункт, – сказал Ясон, когда они вошли внутрь, глядя на пол в черно-белую клетку и запертые двери, выкрашенные белым.

– Был. Сейчас Ханда, у которой ты снимаешь комнату, хозяйка этого здания. Она сдала комнату нашему другу, который любит уединение, но он уезжает. Его зовут Борис, – сказала Нэнси.

– Вот здесь, слева, – Волчица показала рукой направление.

Большой холл переходил в узкий коридор. Они свернули влево, и Нэнси постучала в первую же дверь.

– Заходите, не заперто, – сказал по-английски кто-то, но Ясон сразу понял, что это русский.

Нэнси повернула ручку и открыла дверь, с которой вниз посыпалась белая краска.

В небольшой комнате, на кровати у небольшого окна, сидел очень худой человек. Рядом с ним, на полу, возвышался большой туристический рюкзак. Справа стоял длинный стол, тянувшийся до другой стены. На нем лежали какие-то вещи и кухонная утварь.

– Все, друзья, я уезжаю, – сказал он, не глядя на Ясона, – хочу только, чтобы в эту комнату кто-нибудь въехал. У меня тут все есть. Плитка, посуда.

Волчица показала на Ясона:

– Вот Ясон хочет заехать, он хороший парень. Снимает комнату в хозяйском доме.

Только сейчас Борис поднял глаза на Ясона. Он был немного странный, погруженный в себя. Его глаза смотрели, но не вглядывались. И сам он был весь высохший, словно неизвестная внутренняя болезнь подтачивала его изнутри.

Позже Волчица расскажет, что Борис – любитель аскез. Почти ничего не ест и не пьет, целыми днями напролет пребывая в медитации.

– Будешь жить здесь, Ясон? – спросил Борис, снова скользнув по нему невнимательным взглядом.

– Да, почему бы и нет. Только я не знаю, насколько я здесь…

– Ты скоро уедешь, но пока живи. Туалет и душевая за дверью напротив.

Ясона немного покоробило, с какой уверенностью этот незнакомец говорил о его будущем. Его уже начало раздражать, что все вокруг знают о его дальнейшей судьбе лучше, чем он сам, и с глубокомысленным видом рассказывают, что он уедет. Хотя вместе с этим раздражением он понимал, что скучает по Ише и рано или поздно отправится в путь, чтобы попытаться встретиться с ней.

Они сходили за вещами вместе с Волчицей и Нэнси. Хозяйка приняла этот переезд с энтузиазмом. Ясон решил, что ей хотелось, чтобы за помещением кто-нибудь присматривал.

– Кстати, завтра мы едем к нашему римпоче. Я надеюсь, ты с нами? – спросила Нэнси с улыбкой.

– Конечно, – ответил Ясон.

Глава 7. Ясон читает книгу. Преступники

«После той ужасной ночи, когда Джагай нашел меня у реки и принес в свой дом, его сестра Нандини лежала в лихорадочном бреду. Очнувшись, она рассказала, что их отца убили. Несмотря на свою слабость, она спросила обо мне и терпеливо выслушала мой невеселый рассказ. Я помню, как на следующий день мы проводили погребальные обряды по нашим отцам. Джагай выглядел очень сосредоточенным и погруженным в свои мысли. С помощью тонких дощечек и мантр он возжег жертвенный огонь, а затем приносил огню подношения в виде топленого масла, зерен, цветов и плодов. Джагай пел необходимые молитвы, а мы еле слышно повторяли за ним.

Соседский мальчик Арон рассказал обо всем случившемся своим родителям, и они в тот день, когда я отправилась в Пур, пришли и сожгли тело моего отца, которое я смогла только лишь прикрыть ветвями и листьями перед уходом. Я чувствовала громадную боль утраты внутри. Отец очень любил меня. И особенно горько было, что я не успела рассказать ему о своем предстоящем замужестве и ощущала стыд