class="p1">Этот человек, не только при жизни, но и после смерти, был готов, скрыв собственные сердечные страдания, терпеть невыносимые душевные муки ради помощи тем, кто в этом нуждался.

Мо Жань, который видел и понимал его состояние, почувствовал тяжесть на сердце, поэтому не решился продолжить расспросы, сказав только:

— Господин, не нужно подробностей, мне все понятно.

— Я рассказал вам все это для того, чтобы на примере объяснить: если у этого господина Чу, которого вы ищите, действительно две земных души, то, возможно, что одна из них принадлежит не ему.

Мо Жань, немного подумав, переспросил:

— Это не может быть его земная душа, которая раскололась на две части?

— Может. Но в этом случае ему уже ничем не помочь.

— Почему?

— Встречал я души, что разорваны на части, но причины и следствия у этого совсем другие. Обычно в прошлом перерождении у таких людей за плечами величайшие злодеяния и бесчисленные убийства. Когда тройственное единство разумных душ не в силах вынести подобный груз, душа может разорваться на части. Но в этом случае раздроблена будет телесная душа, ведь именно она отвечает за доброту и человечность, сделать же что-то подобное с земной или изначальной душой вряд ли удастся.

— …Должно быть, так и есть… — пробормотал Мо Жань.

Стоило Мо Жаню услышать про условие раскола души в виде бесчисленных злодеяний и убийств, он сразу понял, что Чу Ваньнин не имеет к этому никакого отношения. Но если сам он все же умрет в этой жизни, то попав на Призрачный Суд, не поплатится ли за свои былые преступления расколом души?

Чу Сюнь тем временем продолжил:

— Однако, если предположить, что на самом деле расколота именно земная душа, а одна из ее половин будет очень слабой и неполноценной - так как именно в таком состоянии вы ее нашли в Приюте для больных душ, думаю, что вторая часть может оказаться душой без видимых повреждений.

Услышав эти слова, Мо Жань почувствовал себя так, словно у него камень с души свалился. Он поспешил попрощался:

— Большое спасибо, господин Чу! Тогда я… я пойду и снова найду его!

— Хорошо, только в прошлый раз компас указывал на северо-восток, а это направление противоположно тому, где находится Приют для больных душ. Молодой господин, Царство Нанькэ огромно, в нем слишком многие души годами ждут дня своего перерождения…

Чу Сюнь вздохнул.

Присмотревшись, Мо Жань заметил в его ласковом взгляде сочувствие и понял, что тот хотел сказать ему.

Бескрайнее царство Нанькэ населено несчетным множеством призраков…

Даже если он знает, в каком направлении идти, отыскать здесь душу все равно, что найти песчинку в пустыне.

Люди, которым не суждено встретиться, будь то при ярком свете дня или под полной луной, просто пройдут мимо и разойдутся в разные стороны, не заметив друг друга.

Будучи новичком в этом призрачном мире, сказать «я найду его» было проще, чем сделать это.

Но Чу Сюнь был добрым человеком, поэтому он не стал отговаривать Мо Жаня, а просто ободряюще похлопал его по плечу и сказал:

— Молодой господин, вижу, ваше сердце горит искренним стремлением найти этого человека. Уверен, этот огонь укажет вам путь, и вы обязательно свидитесь вновь.

Выражение его лица в мягком мерцающем свете свечей и то, как он это произнес, все это было так слишком похоже на Чу Ваньнина. На мгновение Мо Жаню показалось, что Учитель рядом с ним, и именно он говорил ему, что скоро они снова встретятся.

Мо Жань почувствовал себя очень неловко, ведь в этот момент его глаза налились слезами, словно у маленького ребенка.

Он опустил голову и хрипло пробормотал:

— Господин, спасибо вам.

Чу Сюнь ничего не ответил. Когда Мо Жань развернулся и ушел, он закрыл за ним дверь. Ему казалось, что отсутствующее у призраков сердце снова трепещет в груди, а в глазах феникса застыло изумление.

Только что... в глазах этого парня он видел… слезы?

Призраки не могут плакать. Ему ведь просто привиделось? И все же…

Он обернулся и посмотрел на ветки цветущей яблони в фарфоровой вазе. В смертном мире это были просто цветы яблони, в Преисподней же они были редкой диковинкой, которую ему нужно было оберегать от негативной энергии этого места. Но как бы он не заботился о них, все же один цветок уже увял. Опавший лепесток, кружась, опустился на поверхность деревянного старинного стола.

Чу Сюнь подхватил и растер между пальцами благоухающий лепесток. Вскоре он оборвал все лепестки, превратив цветок в бесформенную грязную массу, затем мановением руки обратил в пыль и развеял по ветру.

— Кто-нибудь, сюда!

— Господин Чу, – тотчас открылась дверь и вошел человек в маске. Почтительно склонившись, он встал рядом, ожидая указаний.

Чу Сюнь, так и не повернув головы, пристально смотрел на ветви яблони, а потом тихо спросил:

— Тот человек, что недавно приходил в Шуньфэн, он опять вернулся?

— Нет, как обычно раз в десять дней пришел к дверям и принес с собой эти яблоневые ветви. В Шатер Шуньфэн зайти не осмелился и попросил через посыльного передать их вам.

— …

— Господин, что-то случилось? Что-то не так с этим юношей, который только что приходил? Если тот человек посмел подослать кого-то, чтобы он докучал вам, не стоит ли обратиться к Владыке Ада, чтобы…

— Нет, – прервал его на полуслове Чу Сюнь, вырвавшись из плена захвативших его мыслей. Отстраненно улыбнувшись, он повернул голову и вздохнул: — Неважно. Никто его не подсылал. Этот ребенок может думать только о том, как найти своего человека. Это все не имеет ко мне никакого отношения.

— Но если тот человек не подослал к вам кого-то через границу Царства Призраков, тогда почему…

— Цзуй не будет в это впутывать других людей, — Чу Сюнь, одетый в одежды, что были белее снега, какое-то время молча стоял возле вазы с ветвями цветущей яблони. — Отпустите его.

Мо Жань вышел из Шатра Шуньфэн и по унылым и безлюдным улицам направился на северо-восток. Показывая редким прохожим портрет Чу Ваньнина, он шел от дома к дому, но такой способ найти человека был подобен поиску иголки в стоге сена. Ему так и не удалось получить никакой полезной информации.

Завидев портрет, многие призраки просто отмахивались и отворачивались. Были те, кто даже не желал взглянуть, закрывая двери или спешно уходя прочь.

— Человек на портрете?