силы со стороны префекта Тавра[383]. Вопреки точке зрения монсеньора К. Гефеле[384] следует признать, согласившись с Л. Дюшеном, что ни папа Либерий, ни его легаты не приехали на Ариминский Собор. Ш. Пьетри объяснял отсутствие папы его прямой зависимостью от Констанция после подписания второй сирмийской формулы и возвращения в Рим, ибо император «не рассудил необходимым присутствие Римского епископа»[385].

Источники по истории Ариминского Собора свидетельствуют, что к началу заседаний в Аримин прибыли приближенные к Констанцию лидеры омиев, а именно Урсакий Сингидунский, Валент Мурсийский, Герминий Сирмийский, Авксентий Медиоланский, Демофил Берийский и Гай Сабарийский, которые стали требовать у Собора подписать четвертую сирмийскую формулу[386]. Неизвестно, сколько дней они упрашивали западных прелатов, однако, на заседании 21 июля 359 г. произошел внезапный взрыв негодования западных епископов, неожиданный для омиев, уверенных в том, что против императорской воли не пойдет никто. Протокол заседаний от 21 июля сохранился в сборнике «Fragmenta» св. Илария Пиктавийского[387]. Как явствует из представленного протокола, епископ Грециан возмутился поведением омийской делегации, а именно Урсакием, Валентом, Герминием и Гаем, и потребовал их осуждения как еретиков вместе с четвертой сирмийской формулой. Одного призыва оказалось достаточно для всеобщего Соборного возмущения. После этого присутствовавшие западные епископы большинством голосов анафематствовали омиев, подписав омоусианское изложение веры, повторявшее никейское вероопределение. Так неожиданно для омиев явила себя сила Православия, казалось бы поверженного после Медиоланского Собора 355 г., массовых ссылок епископов-омоусиан и падения папы Либерия. Монсеньор Ф. Ланцони, насколько это возможно, исследовал сведения о личности епископа Грециана, дерзнувшего восстать против сирмийского посольства. Протокол заседания именовал его «Grecianus episcopus a Calle», то есть достаточно неопределенным титулом. Согласно хорошо аргументированному мнению Ф. Ланцони, Грециан являлся италийцем – предстоятелем Церкви городка Калес в Кампании, располагавшегося между Капуей на юге и Кассином на севере. При этом Ф. Ланцони отверг предположение П. Гамса[388], в рамках которого Грециан представлялся епископом города Пицин в трансаппенинской Умбрии, находившегося недалеко от Аримина, а также точку зрения, восходящую к эрудитам XVII в., согласно которой Грециан являлся вообще лузитанцем, епископом селения Портус Кале (по латыни Portus Cale) на берегу Атлантики[389]. Ш. и Л. Пьетри подтверждают гипотезу Ф. Ланцони, отождествляя кампанский городок Калес с современными Калви Веккьо или Беневенто[390]. После анафематствования омиев Собор, как уже было отмечено, разделился на две части: омоусианскую и омийскую; никто не желал отступать от своих богословских воззрений[391]. В итоге в конце лета с одобрения префекта претория Тавра было решено отправить по десять послов от каждой стороны в Сирмиум к Констанцию, при этом каждая группа послов везла послания императору[392]. Примечательно, что если первое послание, принадлежавшее сторонникам омоусиан, подробно отражало ход заседаний и обстоятельно разъясняло причины анафематствования омийских епископов, то второе послание, написанное омиями, поражает своей краткостью и внятностью, предполагающей наличие единственной просьбы: распустить Собор, пока не наступила зима. Расчет Урсакия и Валента заключался в том, что пока послание дойдет до Констанция, уехавшего тем временем из Сирмиума в Константинополь под предлогом начала войны с персами, они сумеют навязать омоусианским легатам исповедание веры, благоприятное арианам, а император, обремененный военными заботами, быстро распустит Собор[393].

Действительно, произошло именно так, как хотели омии. Делегация Ариминского Собора в объединенном составе остановилось недалеко от Адрианополя в местечке Устодизо, получившем наименование Ника. Там 10 октября 359 г. произошло заседание епископов, протокол которого сохранился в «Исторических Фрагментах» св. Илария Пиктавийского[394]. На нем четырнадцать епископов-легатов, среди которых были и италийские епископы[395], во главе с Реститутом Карфагенским согласились принять новое омийское исповедание веры, предложенное Урсакием и Валентом, в котором утверждалось, что Христос только ὅμοιος Отцу, при этом даже отсутствовало компромиссное выражение ὅμοιος κατὰ πάντα[396]. Как писал А. В. Карташев, «делегаты оказались неизощренными в разгадке тех тонких сетей, которые продолжали раскидывать перед ними сопутствовавшие им Урсакий и Валент… Затрепанные долгими блужданиями по балканским захолустьям, западные делегаты-пленники… подписали эту ухудшенную четвертую сирмийскую формулу»[397]. Видимо, осознавая свой поступок как вероучительный компромисс, Реститут Карфагенский[398] впоследствии отказался от постановлений Ариминского Собора и, как отмечает Е. Росси де Агвиар, принял святую кончину, в честь которой был установлен праздник, упоминаемый блж. Августином[399].

После никского «выездного» заседания представителей Ариминского Собора, подписавшиеся во главе с неутомимыми Урсакием и Валентом готовились к возвращению. По очень точным словам немецкого исследователя Х. Лиетцманна, «теперь они жаждали вернуться назад в Аримин и сообщить о своем богословском и придворном опыте»[400]. Как отмечали некоторые древние историки, местечко с названием Ника было выбрано омиями неслучайно, ибо его название напоминало Никею, благодаря сходству с которой никскую омийскую формулу могли перепутать с омоусианской никейской[401].

Дальнейший ход Ариминского Собора было несложно предугадать. Префект Тавр получил приказание не распускать Собор, пока все не подпишут никскую формулу. Префект получал право также отправлять непокорных в ссылку. Следствием этого явилось то, что количество верных никейскому единосущию епископов очень быстро сократилось до двадцати человек, а затем и вообще до двух. Этими двумя были галльский епископ Фебадий Агинский и Серваций, епископ области тунгров[402]. Валент Мурсийский возмущался этими упорствовавшими. Со стороны омийских епископов, по свидетельству Руфина Аквилейского, в их адрес слышались следующие речи: «Quem magis colere et adorare uellent, ὁμοούσιον, an Christum?»[403] («Кому они желали бы более поклоняться и почитать, [выражение] ὁμοούσιον или Христа?»). Все эти прения продолжались уже в начале зимы, участники Ариминского Собора были утомлены до крайности его полугодовой деятельностью, представлявшей собой по большей части бессмысленное сидение в Римини вдали от своих диоцезов. Наконец, Фебадий и Серваций с одной стороны, а Урсакий и Валент с другой пришли к компромиссу, в рамках которого было составлено исповедание веры, анафематствовавшее хуления Ария, а также терминологически неопределенные анафематизмы, которые могли быть поняты как в омоусианском, так и в омийском смысле. Протокол данного заключительного заседания Ариминского Собора вместе с анафематизмами сохранился в полемическом сочинении блж. Иеронима, направленном против люцифериан. На основании его анализа можно сказать, что компромиссный документ, выдвинутый при участии Музония Бизантинского и Клавдия Пиценского[404], исходил из признания Единого Божества Отца и Сына, предвечного рождения Сына от Отца, воплощения Сына от Девы Марии, а также творение всего через Слово. Однако в документе по прежнему не было различения категорий творения и рождения, а Сын именовался подобным Отцу. Согласно омоусианскому богословию св. Афанасия Александрийского, «Слово есть рождение Отца и рождение сущности из сущности, ибо всякое рождение – из сущности,