Он снова кивнул.

— Их перемешивают по вашему приказу еще в учебных лагерях. Уже там из турнедцев или вартгенцев становятся просто лучниками, пикейщиками, ратниками. Но я прослежу дополнительно. Когда выступать?

— Через две недели, — сказал я. — Если дороги еще не подсохли, то через месяц. К сожалению, железная дорога пока не протянута даже через Армландию, а то бы отсюда и до Турнедо за несколько часов…

Он замолчал, не зная, пошутил ли я насчет такой дикой скорости, потом сказал осторожно:

— Конечный пункт?

— Древоград, — сказал я. — Главный город Скарляндов, сделаем его столицей. Но, конечно, крупные отряды разместим в ключевых местах по стране.

— Вы назовете их на месте?

— Даже раньше, — пообещал я. — Ваша армия будет называться… сейчас придумаем… ага, Великая и Победоносная, Овеянная Славой Побед… Если спросят, что за победы, напомните о боях в Гандерсгейме.

Он возразил:

— Так мы же ее только что формируем!

— Неважно, — сказал я, — отдельные отряды или люди участвовали? Вот и достаточно. А, еще важно — Скарляндская!.. Великая Скарляндская армия.

— Может, — предложил он, — Армия Скарляндии?

— Тогда, — ответил я, — Великой Скарляндии. Изготовить побольше роскошных знамен, на них изобразить гербы и девизы короля Улагорна Скачущего.

— А какие они?

Я отмахнулся.

— Если не отыщутся в древних книгах, то реконструируем и покосплеим. Если же вдруг в самой Скарляндии знатоки укажут на несоответствия, сразу же поправим. Поблагодарим и поправим. Еще хорошо бы какой-нибудь особый военный гимн, например «Прощание скарляндки» или марш Преображенского полка, все-таки мы попреображенили, в смысле — преобразили армию… Главное, чтобы при виде вашей армии сердца скарляндцев таяли от восторга, чтоб кричали женщины «ура» и в воздух лифчики бросали.

Он спросил в недоумении:

— Что такое лифчики?

— Трусики, — поправил себя я. — Тьфу… трусиков тоже нет, заработался я что-то… ах да, чепчики, я хотел сказать. И в воздух чепчики бросали в восторге, бесстыдно открывая волосы, что весьма возбуждающе для мужчин, сладостное зрелище, а в обмен на экстаз и чувство подъема отдадут нам всего лишь свою суверенность, которую не увидать и не пощупать, в то время как шелк наших победоносных знамен можно потрогать, а громкие победные песни велю исполнять на всех перекрестах.

— Из нас певцы неважные, — предупредил он.

— Пошлю с вами отсюда, — ответил я. — И выделю сумму для финансирования местных. Пусть разучат и поют.

— О нас?

— Зачем о нас, мы скромные воины Христа. О Великой Скарляндии!

Он поднялся, поклонился, а потом вытянулся, что для него несколько нехарактерно.

— Я приступаю?

— С Богом, — сказал я.

Он вышел, весь непривычно почтительный, а это же Альбрехт Гуммельсберг, барон Цоллерна и Ротвайля, который при каждой возможности хоть чуточку да уедал меня, чтобы я не слишком возлифтивался в эмпиреи…

Я крикнул:

— Сэр Жерар! Не спите?

Он появился на пороге.

— А если бы сказал, — осведомился он с интересом, — что сплю?

— Я бы сказал, — заверил я, — идите спите дальше.

Он изумился:

— Правда?

— Ну да, — сказал я, — но раз не спите, то я жду от вас подготовленные ордера на титулы. Сэр Фицджеральд прибыл?

— Да, ваше высочество! Ждет в приемной.

— Пригласите.

Через пару минут в дверном проеме показался Клемент, все такой же широкий и массивный, с меня ростом, нет, все-таки на палец выше, за это время не прибавил ни в поясе ни грамма, ни на лице шрамов, все такой же собранный, чего от такого гиганта почему-то не ожидаешь.

Перешагнув порог, остановился в позе почтительного ожидания, я должен заметить его только когда восхочу, но я сразу же нетерпеливо мотнул головой в сторону кресел.

— Сядьте, сэр Фицджеральд. Посторонних нет, можно без особых церемоний.

Он поклонился, но уже чуть-чуть, понял и принял, быстро прошел к креслу и сел, неотрывно глядя на меня сурово и, как мне всегда кажется, требовательно.

— Сэр Фицджеральд, — сказал я, — вы при первой нашей встрече произвели впечатление человека мужественного, много повидавшего и умеющего справляться с трудностями. Так впоследствии и оказалось, хотя я подбрасывал вам задачи, с которыми вы раньше не сталкивались.

Он сказал сильным хрипловатым голосом:

— Ваше высочество, я благодарен вам за высокую оценку, хотя она сильно преувеличена.

— Мне виднее, — ответил я высокомерно, — однако то, что я задумал, даже меня ввергает в сомнение. Я вызвал вас из Турнедо неслучайно. Намереваюсь вам поручить намного более ответственное дело… и, скажу честно, будь у меня под рукой подходящие полководцы, имеющие опыт руководства армиями, я бы предпочел их. Но у меня кадровый голод, мне, как и большинству правителей, недостает людей, на которых я мог бы опереться всецело…

Он внимательно слушал, даже не сказал ожидаемое насчет Ришара, Ульриха и Готфрида, у которых уже есть опыт, просто молчал и ждал.

— Сэр Фицджеральд, — сказал я со вздохом.

Видя, что я замолчал в раздумье, он проговорил осторожно:

— Ваше высочество?

Я сказал со вздохом:

— Вижу, вас уже обучили раскланиваться по всем придворным правилам. Значит, времени свободного у вас было много… Это хорошо. Потому что отныне его не будет вовсе.

Он держался с почтительностью воина к вожаку, но спросил все-таки как придворный:

— Ваше высочество?

— Я намерен вас поставить во главе армии, — сообщил я. — Славной победоносной и овеянной славой побед великого и несокрушимого Варт Генца!

Он вздрогнул, даже откинулся назад и смотрел расширенными глазами, не зная, как реагировать на то, что может быть просто некой шуточкой.

— Ваше… высочество…

— Забоялись? — спросил я с интересом.

— Ваше высочество, — повторил он. — Все мы знаем про подготовку огромной массы воинов в учебных лагерях, но все теряются в догадках… Слухи ходят больше всего насчет захвата каких-то островов в океане.

— Так и должно быть, — заверил я. — Эти слухи распустил я. Но сейчас время догадок кончилось. Завтра вы выезжаете в лагеря Восточный и Западный, там начинаете формировать войско, готовое выполнить наступательные операции и оборонительные.

Он, еще не придя в себя от изумления, спросил настороженно: