Но Мурчаль, совершенно не расстроенный ее словами, только пожал плечами.

– Нк.

Он продолжил рассказ, и друид снова заговорил:

– Ни трупов, ни каких-либо следов его народа. Огры с добычей всегда уходили обратно в горы. Этот набег случился месяц назад, и с тех пор Мурчаль не видел никого из своей деревни.

Макаса поднялась на ноги.

– Как часто происходили эти набеги?

Талисс взглянул на Мурчаля.

– Ффлфлк, – пробормотал тот.

– Ффлфлк флк? – переспросил Талисс.

– Флк флк.

Талисс задумчиво наморщил лоб.

– Мурлоки, – наконец сказал он, – не ведут счет времени так, как мы. Посему ответ его… скажем так, смутен. Пожалуй, я бы сказал: раз в пару месяцев.

– Раз в пару месяцев они добираются до побережья? – уточнила Макаса.

– Да.

– Значит, здесь, в холмах поблизости от их гор, облавы могут устраиваться и чаще. Без ночной вахты не обойтись.

– Это он и пытался сказать прошлой ночью, – догадался Арам.

– Пожалуй, да, – кивнула Макаса.

Талисс встал и потянулся.

– Не возражаю. Первую вахту могу взять на себя.

Макаса смерила ночного эльфа взглядом.

– Нет. Вы все отдыхайте, – наконец сказала она. – А мне все равно не до сна.

Друид с улыбкой пожал плечами и обратился к Араму:

– Думаю, мне еще не удалось заслужить доверие твоей подруги.

Он даже не пытался понизить голос, и потому Арам так же громко ответил:

– Учитывая, что мы пережили, у нее хватает поводов для опасений.

– А у тебя?

– И у меня. – Арам взглянул на Макасу, и оба они кивнули друг другу. – Но у меня есть Макаса, чтобы прикрыть мне спину.

– Разве ты не прикрываешь ей спину?

– Прикрываю. Но у нее получается намного лучше.

– Он учится, – сказала Макаса. Из того, что Арам слышал когда-либо от второго помощника капитана «Волнохода», это было ближе всего к похвале. – Все могут отдыхать. Я – на вахте.

Арам убрал блокнот и карандаш. Мурчаль свернулся клубочком у костра. Талисс с улыбкой обратился к Макасе:

– Неси свою вахту, а я буду нести свою. В такие прекрасные ночи я не сплю. Сказать по правде, я не сплю по ночам на природе уже более девяти тысяч лет.

Арам сглотнул.

– Девяти… тысяч лет?!

– Девяти тысяч тринадцати лет, если быть точным. Если бы не одна ночная попойка невдалеке от Небесного пика, вполне могло бы дойти и до десяти тысяч.

Мурчаль уже храпел у костра, но Арам вытаращил глаза и застыл от изумления: Талисс начал менять облик. Не изменились только рога и серебристые глаза. Он наклонился, коснулся земли, его одеяние на миг вспыхнуло и исчезло, руки превратились в передние ноги, а ступни и ладони – в копыта. Длинные волосы цвета льда стали короче, превратившись в мех цвета льда, быстро разросшийся по всему телу, покрытому странными, похожими на руны, отметинами. Завершая превращение, его лицо вытянулось и обернулось огромной оленьей мордой.

С отвисшими челюстями Арам и Макаса смотрели, как зверь огромными прыжками несется прочь в свете без малого полной луны, пока олень – калдорай – не исчез во тьме ночи.

Макаса разбудила Арама намного мягче, чем когда-либо на борту «Волнохода».

– Вынимай саблю, – шепнула она. – Заступай на вахту. Через пару часов наступит утро. Если до этого эльф вернется, буди меня. Если увидишь или услышишь что-нибудь, кроме храпа этого мурлока, буди меня.

Арам кивнул. Макаса кивнула ему в ответ.

– Держи глаза и уши открытыми.

С этими словами она улеглась спиной к догоравшему костру, положив рядом с собой гарпун и саблю, опустила голову на свой щит и закрыла глаза.

Арам, как и было приказано, встал и обнажил саблю. Помахал руками, чтобы согреться. Ступая как можно мягче, несколько сотен раз обошел вокруг костра. И все это время оставался начеку.

Наконец на востоке, возвещая восход солнца, появились первые проблески света. То же самое солнце уже взошло над Приозерьем. Робб уже разжег кузнечный горн, а Сейя готовит завтрак и, может быть, отправила Чумаза будить Робертсона и Селию…

Макаса спала. Арам и не знал, что она может проспать рассвет. Быть может, сон девушки означает, что, когда он на вахте, она чувствует себя в безопасности, что она начала больше доверять ему? Но, подумав, Арам решил, что ее сон – скорее, признак крайней усталости.

Он продолжал разглядывать Макасу и размышлять, и вдруг кто-то ткнул его в плечо сзади. От неожиданности мальчик едва не прыгнул в остывшие угли костра. Обернувшись, он увидел оленя. Оленя, державшего что-то в зубах. Не убирая сабли, Арам осторожно приблизился к нему. В зубах олень держал книжку. Это был…

Арам хлопнул по заднему карману, но блокнота там не оказалось. Этот треклятый громадный зверь подошел к нему чуть ли не среди бела дня и залез к нему в карман, пока он стоял и смотрел на Макасу! Олень протянул морду вперед. Свободной рукой Арам осторожно забрал у него блокнот. Олень тут же принял нарочито комичную величавую позу.

Арам оглянулся на Макасу. Она велела будить ее, если эльф вернется до утра. Но, строго говоря, утро уже наступило, а вернулся не эльф, а олень. Плюс к этому, Макаса явно так устала…

Наконец Макасу разбудил Мурчаль, захрустевший сырой морковью.

К этому времени Талисс успел принять человекоподобный облик, но Арам еще заканчивал рисунок оленя, нанося на лист последние штрихи.

Талисс

Безмолвно кипя от ярости, Макаса пронзила Арама укоризненным взглядом, яснее слов говорившим: «Я тебе доверилась». Ему тут же стало стыдно. Он обманул ее доверие – и ради чего? Всего лишь ради удовольствия нарисовать оборотня в облике оленя!

Арам взглянул на Макасу, всем видом выражая раскаяние, но она еще не готова была прощать – ни его, ни саму себя.

Друид подал морковку и Араму, а другую протянул Макасе, но та отмахнулась от него.

– Если хочешь злиться – злись, – сказал эльф, – но к чему это глупое упрямство? Тебе ведь нужно питаться.

– Нужно кормить свой огонь, – неожиданно для самого себя сказал Арам.

Макаса молча повернулась к нему спиной, однако морковку взяла.

Ночной эльф запустил руку в сумку. Сумка казалась пустой – или почти пустой. Вынув последнюю морковку, он откусил кончик и, хрустя им, заговорил: