— Знаешь, это несколько неловко… — неожиданно сказала Сьюзен.

— Что?

— Марти, я же не параноик.

— Я точно знаю, что нет.

— Знаешь, он действительно иногда приходит сюда; время от времени, по ночам, когда я сплю.

— Эрик?

— Это может быть только он. Конечно, я знаю, что у него нет ключа, что двери и окна заперты, что в квартиру никак нельзя проникнуть, но это не может быть никто другой.

Марти выдвинула ящик рядом с телефоном. Среди других вещей там лежали те самые ножницы, к которым она не смогла прикоснуться немного раньше, когда захотела отрезать скотч.

А Сьюзен продолжала говорить:

— Ты спрашивала меня, откуда я знаю, что он был в доме: вещи передвинуты, запах его одеколона или что-нибудь в таком роде?

Ручки ножниц были покрыты черной резиной, чтобы их было удобнее держать.

— Но, Марти, это куда хуже, чем одеколон. Это жутко… неприлично.

Стальные лезвия были отполированы с внешних сторон, как зеркала, а их режущие поверхности были уныло серыми.

— Марти?

— Да, да, я слушаю. — Она с такой силой прижимала телефонную трубку к голове, что было больно уху. — Так расскажи мне, что это за жуткая вещь.

— Так вот, я знаю, что он бывает здесь потому, что он оставляет свои… пятна.

Одно из лезвий было прямым и острым. На другом были зубцы. Оба были злобно заострены.

Марти изо всех сил старалась не упустить нить разговора, так как ее мысленный взор внезапно заполнился яркими видениями, в которых ножницы двигались, разрезали, наносили раны, пронзали, раздирали…

— Пятна?

— Ну, ты понимаешь…

— Нет.

— Его жидкость…

— Какая жидкость?

На одном лезвии надпись. Над самой осью выгравировано слово «Клик»; возможно, это было просто имя изготовителя, хотя оно странным образом отдавалось в мозгу Марти, будто это было волшебное слово с мистическим погибельным значением, в котором крылась тайная власть.

— Жидкость… капли… — промямлила Сьюзен.

Марти несколько секунд не могла сообразить, о каких это каплях может идти речь, просто не могла воспринять это слово, уловить в нем какой-то смысл, как если бы это было выдуманное шутки ради словцо, невзначай сорвавшееся у кого-то с языка. Ее мысли были настолько заняты ножницами, находившимися в ящике, что она никак не могла вникнуть в слова Сьюзен.

— Марти?

— Капли… — повторила Марти. Закрыв глаза, она пыталась изгнать из головы все мысли о ножницах и сосредоточиться на беседе со Сьюзен.

— Сперма, — пояснила Сьюзен.

— Эти пятна?

— Да.

— Так вот как ты узнаешь, что он там бывает!

— Это невозможно, но это происходит.

— Сперма.

— Да.

Клик.

Звук смыкающихся ножниц: клик-клик. Но Марти не прикасалась к ножницам. Хотя ее глаза были закрыты, она знала, что инструмент все так же находился в ящике, поскольку не мог оказаться больше нигде. Клик-клик.

— Мне страшно, Марти.

— Мне тоже. Боже мой, мне тоже.

Левая рука Марти стискивала телефонную трубку, а правая, пустая, свешивалась вдоль туловища. Ножницы не могли работать по собственной воле, и все же: клик-клик.

— Мне страшно, — повторила Сьюзен.

Если бы Марти сама не тряслась от страха и не прилагала столько усилий для того, чтобы скрыть свое состояние от Сьюзен, если бы она была в состоянии как следует сосредоточиться, то, возможно, утверждение Сьюзен не показалось бы ей столь эксцентричным. Но сейчас каждая новая фраза приводила ее все глубже в замешательство.

— Ты сказала — он… оставляет это? Где?

— Ну… понимаешь… На мне.

Чтобы убедить себя в том, что ее правая рука пуста, что в ней нет ножниц, Марти согнула ее и прижала к сильно бившемуся сердцу. Клик-клик.

— На тебе? — переспросила Марти. Она сознавала, что Сьюзен делает поистине поразительные утверждения, полные отвратительного смысла, ужасающие своими потенциальными последствиями, но была не в состоянии переключить свое внимание всецело на беды своей подруги, только не под эти адские звуки: клик-клик, клик-клик, клик-клик.

— Я сплю в трусиках и футболке, — пояснила Сьюзен.

— Я тоже, — бездумно откликнулась Марти.

— Иногда, когда просыпаюсь, под моими трусиками оказывается это… такая теплая слизь, ты понимаешь?

Клик-клик. Наверно, звук ей мерещится. Марти хотела было открыть глаза, просто чтобы убедиться в том, что ножницы действительно лежат в ящике, но поняла, что полностью потеряет контроль над собою, если еще раз посмотрит на них, и поэтому продолжала держать глаза закрытыми.

— Но я не понимаю как… — сказала Сьюзен. — Это какое-то сумасшествие, тебе не кажется? Я хочу сказать… каким образом?

— Значит, ты просыпаешься…

— И вынуждена менять нижнее белье.

— А ты уверена, что это именно оно? Пятна?

— Это отвратительно. Я чувствую себя грязной, словно меня использовали. Иногда мне приходится лишний раз принимать душ.

Клик-клик. Сердце Марти колотилось, как сумасшедшее, и она твердо знала, что зрелище сверкающих лезвий заставит ее окунуться с головой в самую настоящую панику, которая будет гораздо хуже, чем все, что она успела испытать прежде. Клик-клик-клик.

— Но, Суз, помилуй бог, ты хочешь сказать, что он занимается с тобой любовью?

— Никакой любви не бывает.

— Он тебя…

— Насилует меня. Я знаю, что он все еще мой муж, мы просто разъехались, но это — насилие.

— Но ты не просыпаешься при этом?

— Ты должна верить мне.

— Конечно, родная, я верю тебе. Но…

— Может быть, меня как-то одурманивают?

— Но когда же Эрик мог бы накачать тебя наркотиками?

— Я не знаю. Нет, конечно, это сумасшествие. Натуральный психоз, паранойя. Но это же случается.

Клик-клик.

Не открывая глаз, Марти задвинула ящик.

— Когда ты просыпаешься, — нервно спросила она, — твое нижнее белье надето на тебе?

— Да.

Открыв глаза и глядя на правую руку, с силой стиснувшую ручку ящика, Марти сказала:

— Получается, что он входит, раздевает тебя и насилует. А потом, перед тем как уйти, он снова надевает на тебя футболку и трусики. Но зачем?