– Но разве вы не говорили мне, что именно герцог Глочестер, этот бездушный злодей, будучи лордом-протектором при малолетнем Генрихе, заточил в монастырь и приказал уморить там голодом мать короля, Екатерину Французскую?! – с горячностью в голосе воскликнула Маргарита.

– Тише, Ваше Величество, – приложила палец к губам Алиса. – Зачем ворошить прошлое? Да, так оно и было, но ведь покойная королева оскорбила герцога тем, что почти сразу же после смерти нашего доброго государя Генриха V увлеклась Оуэном Тюдором. Об этом судачили во всех кабаках, на всех рынках – и лорд-протектор решил вступиться за честь брата.

– Женщина должна иметь право любить того, кто ей по сердцу! – заявила Маргарита, сверкая глазами, и Алиса, не удержавшись, заметила, что невесте в день собственной свадьбы не следует вести такие речи.

– Хотя, разумеется, Ваше Величество говорили о государе… – и Алиса присела в низком реверансе, ожидая ответа.

– Разумеется, – пробормотала пристыженная Маргарита и добавила негромко: – А все же с Глочестером я свое королевство делить не собираюсь!

И когда ей представили герцога – стройного сорокалетнего человека весьма привлекательной наружности, – она повела себя настолько холодно, настолько официально, что Глочестер заметно помрачнел и надменно выпятил подбородок. Все знали, что герцог горд и вспыльчив, и ожидали, что он повернется и уйдет. Ожидала этого и Маргарита, желавшая побольнее задеть ненавистного ей вельможу и вынудить его совершить такой промах, за который можно было бы жестоко покарать его. Но Глочестер не собирался в открытую ссориться с молодой королевой. Он почтительно преклонил колено, приложился губами к белоснежной руке Маргариты и сказал, поднявшись:

– Замечательно, что бог наградил Англию такой красивой государыней. Можно только позавидовать нашему королю, обладающему столь великолепным сокровищем.

И герцог улыбнулся.

– Многие завидуют королям, – отрезала не привыкшая лазить за словом в карман Маргарита, – но горе тем, кого эта зависть толкает на преступление.

И королева отошла от разъяренного Глочестера, который едва сдерживался, чтобы не надавать пощечин этой девчонке, вздумавшей бросить ему вызов.

Зато с другим дядюшкой короля – кардиналом Винчестерским – Маргарита была более чем любезна. Она наговорила ему столько лестных слов, что старик (герцогу не так давно исполнилось семьдесят восемь лет) стал от смущения и удовольствия пунцовым, как его облачение.

После венчания молодые супруги провели несколько упоительных дней и ночей в Тишфилдском аббатстве. Король много и охотно говорил супруге о своей любви, и Маргарита постепенно привыкала к тому, что она – всесильная властительница обширных земель. Генрих уверял, будто посвятит ее во все государственные дела, ибо они навевают на него тоску, а Маргарита поможет ему справиться с ней.

– Вы так разумны, моя маленькая женушка, – шептал Генрих, глядя в ее бездонные глаза, – я знаю: вы спасете меня от врагов. Я не хочу править, я устал, но долг повелевает мне заботиться о подданных. Так поддержите же меня своей любовью и преданностью.

И Маргарита с готовностью обещала это мужу. Она твердо решила сразу показать тем, кто пытается диктовать королю свою волю, что отныне все пойдет иначе, что она не допустит посягательств на корону английских монархов.

Двадцать восьмого мая состоялся торжественный въезд новобрачных в Лондон. Столица принарядилась. Всюду виднелись яркие разноцветные полотнища флагов и – маргаритки. Венки и гирлянды из этих маленьких, но таких привлекательных цветов украшали все до единой городские статуи, порталы домов, конские сбруи. Женщины воткнули маргаритки в волосы и прикололи к корсажам, мужчины прикрепили их к тульям шляп.

На площадях стояли огромные бочки с пивом, откуда каждый черпал себе сколько пожелает.

– Как они любят вас, моя госпожа! – восторженно прошептал Генрих и ласково взглянул на свою красавицу жену.

Маргарита кивала горожанам, разбрасывала мелкие монеты, доставая их из прицепленного к поясу большого кошеля, улыбалась, видя, с каким восторгом таращится на нее малыш, посаженный отцом на плечи… Однако же она понимала, что встреча получилась не совсем такой, на какую могла бы рассчитывать молодая супруга обожаемого народом монарха.

А Генриха действительно боготворили. Ему без устали кричали «Славься!» и «Владей нами!» – но долетали до слуха юной француженки и другие восклицания.

– Помни об отце! – крикнул какой-то человек, по виду дворянин. – Отомсти французам за нашего храброго Гарри!

Стража кинулась в толпу, повинуясь гневному приказу короля, однако крикуна и след простыл, а лондонцы расступались перед солдатами очень неохотно. Они явно не желали, чтобы незнакомца нашли и арестовали за возмущение общественного спокойствия.

– Но ведь ваш батюшка скончался от желудочных колик, – сказала Маргарита мужу, едва они оказались в своих апартаментах. – Отчего же вас призывают отомстить за его смерть?

Генрих, утомленный долгой поездкой верхом, сел на стул с неудобной прямой спинкой (Маргарита покосилась на него недовольно: к чему держать такую мебель, когда есть кресла с мягкими сиденьями или на худой конец табуреты, обтянутые парчой?) и кивнул слуге. Тот, встав на колени, принялся ловко расстегивать цепочки, с помощью коих подтягивались к икрам на удивление длинные, в два раза длиннее, чем подошвы, носки модных государевых башмаков. Когда наконец на ногах короля оказались удобные домашние туфли, он вздохнул с облегчением, отослал лакеев и пажей прочь и с легким упреком в голосе обратился к жене:

– Не надо впредь обсуждать прилюдно наши семейные дела, дорогая! Что же до моего отца, то вы знаете, надеюсь, сколь неожиданно он покинул этот мир. Это произошло вскоре после битвы при Азенкуре, в которой Англия одержала блистательную победу… ну-ну, не хмурьтесь, ведь вы теперь англичанка и не должны сожалеть о разгроме французов… Итак, батюшка скончался в Венсене, и тогда поговаривали о том, что его отравили. Я, правда, надеялся, что эти прискорбные слухи навсегда ушли в прошлое, но, как видите, народ ничего не желает забывать.

– Но я же не виновна в гибели вашего отца, Генрих! – проговорила Маргарита, глотая слезы обиды. – А этот человек сегодня… тот, что призывал к мести… смотрел на меня, как на убийцу!

– Не преувеличивайте, – улыбнулся король, но улыбка у него вышла печальная.

Маркиз Суффолк, которому Маргарита пожаловалась на недостаточно теплый прием, оказанный ей лондонцами, утешил государыню и, кипя от возмущения, отправился к кардиналу Винчестерскому.

– Нрав толпы изменчив, – ответил старик, выслушав сетования маркиза. – И нам надо пользоваться этим… в подражание Глочестеру.

– Значит, милорд, – уточнил дотошный Суффолк, – вы полагаете, что это дело рук вашего племянника?

– Вне всяких сомнений, – кивнул герцог. – К сожалению, государыня обошлась с Глочестером слишком сурово, а он не забывает оскорблений.