– Спрашивать вас домашнее задание после выходных, думаю, попусту терять время, поэтому давайте сразу перейдем к новой теме.

Школьники нехотя зашелестели тетрадями.

– Александра Михайловна, у нас еще Стародубцева и Щукина отсутствуют.

– Им придется изучать эту тему самостоятельно, – Александра пыталась сосредоточить ребят на теме и собраться с духом. Но урок проходил вяло, скучно. Видно было, что звонка ждут и ученики, и учитель.

– На следующем занятии проведем самостоятельную. Надо проверить ваши знания.

– Александра Михайловна, кому это надо? – заныл Вовочка, он был слаб в химии. – И так жизнь не сахар, зачем ее еще химией отравлять?

– Да нас, Вовочка, так или иначе химией травят, – вздохнула Лена Осипова, – и дышишь химией, и ешь химию, и носишь химию, так хоть знать, от чего чахнешь.

– Это у нас ты, Леночка, худенькая, тощенькая, вот и узнавай, чтобы не зачахнуть совсем, а я мужчина цветущий, меня пока эта химия не колышет.

– Давайте как-нибудь привыкнем не обсуждать мои требования, – оборвала говорунов Александра.

Урок утомительно тянулся дальше; когда прозвенел звонок, все с облегчением вздохнули. Александру ждал еще клуб. Скорей бы это все кончилось. Почему они с Сергеем решили, что именно сегодня срок Сашиного испытания на прочность, она не знала. Настоял Сергей. Может, о чем-то знал, может, догадывался, но сегодня Александре предстояло тяжелое испытание, какой уж тут клуб! Однако бурные споры «журналистов» отвлекли ее от тягостных мыслей. Принесли фотографии с вечера именинников. Все, кто находился в кабинете, накинулись на стопку снимков.

– О! Смотри, Севка! А Сердючка из тебя лучше, чем Ильченко!

– А меня Инночка Капустина достала. Так и сверкает, так и блещет! А еще и юбка плиссированная. Конфетка!

– Давайте для журнала отберем. И еще… – Александра нахмурилась. – Юль, поищи-ка статейки из журналов мод, надо нам побольше говорить о культуре одежды, макияже, об украшениях. Все потешаемся над Капустиной, а ведь она не одна такая в школе.

– Ну нет! – возопил Ильченко. – Капустину не дадим. Вы из нее серую обыденность сделаете, убьете милую глупость и непосредственность.

Ребята, шутя и смеясь, делали наброски, что-то искали в компьютере, время подползало к девяти. Ровно в девять ребята Котятича займут свои места. Пора сворачивать бурную деятельность клубистов.

– Господа журналисты, давайте заканчивать, – Саша посмотрела на часы и стала приводить свой стол в порядок.

– Александра Михайловна, теперь, когда у вас завелся друг, для нас, несчастных, совершенно времени не остается, – обиженно надула губки Юлька.

– Вот у тебя заведется, и у тебя времени не останется, – незло огрызнулась Александра, ей в общем-то было приятно, что эта девчонка ни с кем не хотела ее делить. – И вообще, должна у меня быть личная жизнь?

– Так ею до тридцати надо было заниматься, – не сдавалась Юлька.

– Ну ты и нахалка!! Я на тебя лет через двадцать посмотрю да послушаю, что ты мне тогда петь станешь.

– Юлька столько со своим языком не проживет, – смеялся Вовчик.

Александра внутренне содрогнулась. Забылась, пора сосредоточиться, времени почти не оставалось. Ей надо одеваться, и это была проблема. Она прежде надевала дубленку тут же, при всех, но сейчас надо было еще напялить этот дурацкий жилетик, а как это сделать, когда на тебя смотрят несколько пар глаз?

– Мальчики, девочки! Освободите кабинетик, пожалуйста. Мне необходимо привести себя кое в какой вид, с вашего позволения, – недолго думая, стала она выпроваживать ребят.

«Клубисты» так толком ничего и не поняли – в какой конкретно вид собралась приводить себя их учительница, но все же нехотя потянулись к выходу. И уже через несколько минут все покинули школу, кроме Севки. Парень хотел поговорить про опекунство над братом. Как вообще это делается, как быть с родителями и еще много других «как» и «куда», но время он выбрал явно неудачное.

– Александра Михайловна, я с вами поговорить хотел, – начал он.

– Сев, если бы ты знал, как мне сегодня некогда! Ты извини, но сейчас никак не могу, вопрос жизни и смерти. Давай завтра, а?

Александра, не дослушав парня, заторопилась к выходу.

– Завтра Женька уезжает, – не отставал Севка. – Он мне хочет квартиру оставить, а одному-то мне она зачем? Мне бы брата от родителей забрать.

– Ты вот что, – Саша не знала, как именно сейчас помочь парню. – Ты бери квартиру, там что-нибудь придумаем, да и Женьке, если что, будет куда вернуться. Завтра к Галине Дмитриевне с тобой сходим, все разузнаем, а сейчас бегу, ни минуты нет.

Севка изумленно смотрел, как за учительницей захлопнулась дверь школы.

– «Бери»! Она же еще и денег стоит, аренда-то! Женька не просит, но как в глаза-то еще смотреть? – бурчал парень, выбегая на улицу.

Вот и решай с такими вопросы! Несется как угорелая эта Александра. А кстати, куда это она? Говорит – «вопрос жизни и смерти». Никакие конторские дела в такое время не делаются, к жениху с таким выражением не спешат, к подругам тоже… Парень выскользнул следом.

Саша быстро застучала каблучками по дорожке к мастерской. «Вот так всегда! Продумаешь все до мелочей, триста раз все просчитаешь, а тот же Севка все расчеты спутает».

Ильченко не упускал Александру из виду, стараясь не попасть ей на глаза.

«Вот сумасшедшая, сама на рожон лезет!» – подумал Севка и увидел, как за тоненькой женской фигуркой метнулась черная тень. Парень дернулся и тут же осел, удар оборвал его мысли – наступила глухая тьма.

Саша почувствовала за собой слежку еще до мастерской. От нервного возбуждения ее трясло так, что дрожала даже сумочка в руке. Нет, так не годится. Саша перебросила ремешок на плечо. «Только бы его на дорожку вывести, только бы к кустам подтянуть, а то ведь, зараза, прикончит раньше времени. И куда, гад, торопится?!» До назначенного места он не тронул свою жертву. Неширокая аллейка пугала своей темнотой. «На фига я из себя героиню корчила? – чуть не плакала Санька. – Вот убьет меня эта скотина, с кем тогда Баська останется?» Она боялась, очень боялась и уже была близка к тому, чтобы заорать на весь район и самой кинуться на того, кто идет за ней. Но разум пока брал верх, и она покорно тащилась во тьму. Вот и гравий, под сапогом захрустели камни. А за каждым кустом сидит стрелок, который ее сейчас охраняет. Так, во всяком случае, хочется думать, хотя их присутствия как раз не чувствовалось. Нигде даже намека на человеческую фигуру. Вот будет здорово, если у Котятича что-нибудь сорвалось, а у братков все идет по-задуманному. Но такого просто не может быть, он бы предупредил. И все же… Это как же надо спрятаться, чтобы ни вздоха, ни звука. Позади раздался хруст. Это по ее, Санькину душу. Сердце заколотилось где-то в горле, в висках ломило, ужас сковывал каждый шаг.