что сегодня это не обсуждается. Она кусает нижнюю губу, и мне требуется все мое самообладание, чтобы не прикусить ее ради нее.

— Может быть, мы сможем обсудить это утром, дорогая. Когда ты не будешь пьяной так сильно, — если я действительно хочу с ней встречаться, а я думаю, что так и есть, я не могу быть засранцем и взять ее сегодня вечером.

— Отлично, — она дуется. — В любом случае, я устала говорить, — прежде чем я успеваю осознать то, что она только что сказала, она прижимается губами к моим, и я, не задумываясь, реагирую. Я целую ее в ответ; ощущение ее теплых, мягких губ — это то, чего я жаждал весь день. Она обвивает руки вокруг моей шеи и передвигается, чтобы оседлать меня. Ее горячий центр раскачивается напротив моего, а ее язык скользит по моей нижней губе, заставляя меня рычать. Я кладу руки ей на бедра, и она начинает тереться быстрее. Эти крошечные хлопковые шорты означают, что я чувствую каждый дюйм ее тела своими спортивными штанами. Мое тело начинает реагировать, и я чувствую, как твердею под ней. Она тоже это чувствует, потому что сжимает сильнее, вызывая стон, вырывающийся сквозь наш поцелуй. Я крепко хватаю ее за бедра и заставляю остановиться.

— В чем дело? — спросила она, прислоняясь лбом к моему. — Разве ты не хочешь этого? — она снова попыталась пошевелить бедрами, но моя хватка слишком крепкая. Я держу ее на месте.

— Мы не можем сделать это прямо сейчас, — говорю я, делая длинные медленные вдохи и делая все возможное, чтобы не поддаться желанию поцеловать ее в ответ.

Ее большая нижняя губа снова выпячивается. — Но мы сделали это вчера вечером, — она говорит, и я стону от воспоминаний. Мы сделали это вчера вечером, когда она полностью контролировала ситуацию и не была пьяна, наблюдая, как парень раздает букет роз.

— Давай поговорим об этом утром, Рейн, — прошептал я, нежно целуя ее в щеку, надеясь, что это смягчит удар.

— А что, если я захочу поговорить об этом сейчас? — ее губы обжигают мою кожу, когда она целует мою шею. Возможно, я на секунду ослабил хватку на ее бедрах, позволив ей снова прижаться ко мне.

— Я не думаю, что ты хочешь говорить, дорогая, — я растягиваю слова, когда она покусывает мою ключицу.

Она издает небольшой смешок, когда ее руки поднимаются к моей рубашке, сминая ее чуть ниже подмышек. — Я говорила тебе, что в первую ночь, когда я увидела твою грудь, все, что мне хотелось, это лизать её? — она наклоняет голову, и я точно знаю, что произойдет, если я не остановлю ее.

В ту минуту, когда ее горячий, влажный язык коснулся моего пупка, я схватил ее за плечи, поднимая ее вверх. — Как бы мне ни нравилось это слышать, я все же думаю, что нам следует обсудить это утром, — наконец она смотрит на меня, ее глаза полуприкрыты, и она стонет, как ребенок, но последний удар, кажется, сработал. — Прошло уже больше часа, а я до сих пор не знаю, кому Шон дарит свои розы, — объясняю я, и ее глаза расширяются, как будто она только что вспомнила, что ей этого не хватает.

— Отлично, — она возвращается в свое положение, лежа на моей груди, и я снова обнимаю ее за плечи, а она снова лениво рисует круги на моей груди. С чем я смогу справиться, когда ее влажный язык скользит по моей груди? Неа. Когда Шон сокращает число до последних десяти, я говорю: — Не могу поверить, что у него все еще так много. Я мог бы избавиться как минимум еще от пяти прямо сейчас, — бормочу я только для того, чтобы заметить, что Рейн заснула рядом со мной. Прямо возле ее губы небольшая лужа слюны, и мне стало интересно, когда же она уснула. Она уже некоторое время молчит.

Не торопясь, я осторожно поднимаю ее со своей груди на подушку. Она почти не шевелится, что неудивительно, и я натягиваю ее пушистое одеяло на ее маленькое тело. Подойдя к окну, я заметил небольшую стопку стикеров и решил оставить ей еще одну записку. Прежде чем уйти, я наполнил стакан водой и поставил его рядом с стикером на ее прикроватной тумбочке.

Как только я схватился за перила, ее голос нарушает ночную тишину: — Ты уходишь? — я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, потому что знаю, что если я это сделаю, то сразу же вернусь и присоединюсь к ней. В следующий раз, когда мы это сделаем, я хочу, чтобы мы официально встречались, а не просто встречались.

— Потому что тебе нужно отдохнуть, дорогая, — говорю я через плечо, все еще глядя на свою комнату.

— Я бы лучше отдохнула, если бы ты был здесь, — в ее голосе звучит нотка печали, которая меня убивает.

— Просто постучи в окно, если я понадоблюсь, — наступает мгновенная пауза, и я пользуюсь случаем, чтобы оглянуться через плечо. Она уже спит. — Спокойной ночи, дорогая, — шепчу я, выбираясь из ее комнаты в свою. Бросив на нее последний взгляд, я улыбаюсь. Мысль о том, что она, возможно, думает обо мне так же, как я думаю о ней, заставляет меня чувствовать себя каким-то образом. Такого я не чувствовал со школы.

Глава 16

Рейн

Стук. Стук. Стук.

Грохот ударился о мои уши, разбудив меня. Это очередная шутка Лиссы? Кто еще в это время играет хэви-метал? Сбрасывая одеяло, я чувствую холод утреннего воздуха, когда собираюсь встать с кровати. Комната кружится, а грохот баса становится все тяжелее и больнее в моей голове. Со стоном я тянусь к воде рядом с кроватью. Этот стук у меня в голове, и это не шутка. Сделав долгий медленный глоток и прихватив обезболивающее, я заставляю себя снова лечь на кровать, накидывая подушку на голову, надеясь, что она закроет часть света, пока я снова не почувствую себя человеком. Слава богу, у меня сегодня нет занятий.

После того, как я снова засыпаю и примерно через час просыпаюсь, стук больше похож на постукивание, а свет становится менее навязчивым. Когда я бросаю подушку на другую сторону кровати, мое внимание привлекает розовый листок бумаги. После того, как я пролила на него воды, он стал мокрым, но я почти разобрала, что на нем написано.

Рейн,

Извини, что я ушел.

Желаю тебе доброе утро. Девин.

Мои брови морщинятся, думая о том, что произошло прошлой ночью. Я с трудом