Едва Стрелецкая приехала домой, раздался телефонный звонок.

— Ну что, сука, — завизжал в трубке высокий женский голос. — Чужие песенки воруешь, да? Теперь мы тебе устроим небо в алмазах. Готовься…

Лере показалось, что она узнала голос Польди Лэнд.

Она отменила несколько выступлений, сославшись на болезнь и, как потерянная, бродила по квартире. В прессе появилось сразу несколько язвительных реплик.

Валерии позвонили с телевидения, пригласили на передачу, но она отказалась.

Иртемьев несколько раз пытался объясниться, но она слушать его не хотела, особенно после того, что он ей наговорил после злополучного концерта.

Хватит с нее, всего хватит! Она помнит его лицо, когда он, выведенный из терпения нападками, бросил, глядя ей прямо в глаза:

— А ты… я всегда к тебе хорошо относился, благоговел перед тобой, и ты прекрасно это знала. Но на меня и мои чувства тебе было наплевать. «Она хотела мужа для постели, а днем меня хотела для бесед…» Да? — Он со злостью выговорил последние слова, от которых кровь бросилась Валерии в голову.

Кузя, с трудом прорвавшись к ней домой, убеждал:

— Лер, ну в конце концов не все так страшно. Вечер благотворительный, ты ни копейки за него не получила. Гришка действительно не знал о наших планах. Ручаюсь тебе! Ну продал он этой стерве песню. Да какое, продал, за копейки отдал. Она бы про неё не вспомнила, если бы ты её не спела.

— Господи! Как ты не понимаешь, — твердила Лера. — Ни тебя, ни Иртемьева, извини, не обливают грязью. Все говорят, что я, я украла, нарушила… Никто ни в чем не виноват, одна я. И они правы. На, взгляни!

Она швырнула Кузе кучу газет.

— Да что ты читаешь всякую дребедень! — взорвался он. — Возьми себя в руки в конце концов. Надо думать, как из этого дерьма выбираться. Пошумят, заткнутся.

Лера плакала.

— Слушай, да ладно тебе… — Кузя не выносил женских слез и сейчас смотрел на неё как побитая собака. — Если бы эта стервоза Польди не вопила на каждом углу и не приплачивала газетчикам, давно бы все забыли. Нельзя как-то с ней…

Лера покачала головой.

— Да что ты, я для нее, как бельмо в глазу, как нарыв на здоровом теле. Ты вспомни все предыдущие публикации и передачи.

Кузя вздохнул.

— Тогда остается только терпеть. Лер, — он толкнул её в плечо. — Ну, перестань! Я понимаю, все шишки на тебя валятся, но, помнишь, как раньше тяжело было, и ничего, прорывались. А вообще-то про всех несут какую-нибудь гадость. Ну и хрен с ними! Проживем…

Слова Кузи успокоили мало. Лера по-прежнему болезненно воспринимала каждое упоминание о случившемся.

Когда все понемногу стало утрясаться, начались каждодневные ночные звонки.

— А-а, чистенькой хотела быть? Мы все говно, а ты — в белой шляте. Королевна! Не удасться, сучка! Я тебя ещё и не таким дерьмом изгажу…

Эти издевательства доводили Леру до умопомрачения. Она вздрагивала от каждого случайного звонка, подолгу не могла уснуть.

За все в этой жизни приходится платить. С тех пор, как пришел успех, она платила впервые: нервами, здоровьем, бессонными ночами.

Был один человек, который мог все уладить, но обращаться к нему за помощью она не хотела.

Артем Беглов объявился сам.

Он пристально посмотрел на осунувшееся Лерино постаревшее лицо, на угасший взгляд.

— Только не надо меня жалеть, — отвернувшись, выдохнула она.

— А кто тебе сказал, что я собираюсь это делать? — резко ответил Беглов.

Валерия стояла перед ним в домашнем халате, замкнутая, несчастная, на её хмуром лице ясно можно было прочитать: оставьте меня все в покое!

— Чаем угостишь?

Стрелецкая молча повернулась и пошла на кухню.

Когда накрывала на стол, верхняя пуговица на халате расстегнулась, и перед глазами Артема открылись шея и верхняя часть груди.

— Е-мое! — Артем уставился на Валерию и, быстро притянув к себе, дернул за полу халата.

Грудь, шея, кожа над грудью были покрыты отвратительными красными пятнами. Они были воспалены, кое-где виднелись гнойнички.

Лера беспомощно выдергивала халат, чтобы укрыться.

— Что это?

— Нервное… — выдавила Валерия и, уже не пытаясь прикрыть жуткие пятна и гнойнички, в бессилье опустилась на стул.

Глаза Артема гневно сверкнули.

— Хочешь, я эту сучонку в порошок сотру?

— Не надо, Артем, прошу тебя! Я сама во всем виновата.

— Ты была у врача?

Лера покачала головой.

— Это бесполезно. Когда погибли родители, у меня реакция была ещё хуже. Аллергия. Тогда все тело покрылось… — она запнулась, — я их называю трупные пятна. Теперь не так. Я принимаю лекарство, протираюсь настоем чистотела.

Она смолкла и тут же тихо добавила:

— Особенности организма. Кровь плохая…

— Почему ты сразу после концерта не позвонила мне?

— Я не могла, Артем! — взмолилась Лера.

— Ты спала с ним?

— Нет! — вырвалось у Стрелецкой, и её лицо вспыхнуло. — Я прошу тебя…

Беглов развернул её лицом к себе.

— Запомни, девочка, я никогда ничего не делаю наполовину, — жестко сказал он. — Не будем сейчас говорить про меня, я как-нибудь переживу. Я хочу, чтобы у тебя все было в порядке. Слышишь? — он слегка встряхнул её.

Почувствовав на себе сильные мужские руки, Валерия закрыла глаза. Она привыкла к нему и его силе. Его едва ощутимый, но такой родной запах… Этот мужчина был единственным и самым близким. Все ночи, которые они провели вместе… Разве можно это забыть?

Руки Беглова продолжали крепко сжимать её. Она чувствовала их силу, признавала власть над собой. Они словно гипнотизировали её.

— Артем… — обмякнув, простонала Лера и прижалась к нему.

Потом она стояла перед большим зеркалом в ванной и с ужасом разглядывала себя. Кошмар! Неприбранная баба с воспаленной кожей. Никогда она не распускала себя до такой степени. До полного счастья осталось ещё напиться, как грязь.

— Дурочка! — Артем шлепнул её сзади. — Все это ерунда. Не знаю, сколько нам осталось быть вместе, но в обиду я тебя никогда не дам. Хочу, чтобы ты это запомнила. Накрепко.

Валерия сидела рядом с Артемом. Казалось, что она очнулась от дурного сна и понемногу приходит в себя.

— Знаешь, как Дашка переживает? Ничего мне не говорит, только смотрит. Эти твари и ей по телефону наговорили всяких гадостей. Скоты! Хоть бы ребенка не трогали.

— Больше они не будут тебя беспокоить, — негромко сказал Артем. В его серых глазах появился стальной оттенок, не предвещавший ничего доброго тем, кто встанет на его пути.