Вашингтон, округ Колумбия

Вторник, 21 апреля 1981 г.

Во время своего полета Джек Коуэн думал о Соле Ласки и Натали. Он тревожился о них, не зная, что именно они собираются делать и каковы их возможности. После тридцати лет работы в разведке он знал, что любители в конце операции неизбежно оказываются в списке погибших. Коуэн попытался утешить себя тем, что это не будет операцией в прямом смысле этого слова, и задумался, чем же тогда это будет?

Он чувствовал, что Сол очень обеспокоен и поглощен предстоящей задачей, что для него имела большое значение полученная информация о Баренте и об остальных членах Клуба Островитян. Джек гадал, все ли меры предосторожности были приняты им во время компьютерных поисков. Был ли он достаточно предусмотрителен, когда ездил в Чарлстон и в Лос-Анджелес? Конечно, Коуэн заверил психиатра, что занимается этой работой с сороковых годов, но по мере приближения к Вашингтону он ощущал все большее беспокойство и чувство вины, которые у него всегда были связаны с участием гражданских лиц в военных операциях. В сотый раз он уговаривал себя, что инициатива исходила не от него. «Может, это не я пользуюсь ими, а они мной?» – вопрошал себя Коуэн.

Он был абсолютно уверен, что племянника Сола Ласки и Леви Коула убили люди из разведки ФБР. Однако убийство всей семьи Арона Эшколя продолжало оставаться для него немыслимым и необъяснимым. Коуэн знал, что ЦРУ могло вляпаться в подобную ситуацию вследствие потери контроля за своими контрактными исполнителями, – однажды он сам участвовал в такой операции в Иордане, которая обернулась гибелью трех гражданских лиц, – но он никогда не слышал, чтобы так опрометчиво действовало ФБР. Однако когда Ласки указал ему на связь между Чарлзом Колбеном и миллионером Барентом, это стало для него совершенно очевидным. Сам Коуэн занимался сбором мельчайших улик, относящихся к убийству Леви Коула. Леви был протеже Коуэна, блестящим молодым оперативником, временно назначенным в отдел связей и шифровок для получения необходимого опыта, но готовили его для гораздо более серьезных задач. Леви обладал редчайшими и необходимыми для агента качествами. Успех сопутствовал ему. Он был наделен интуитивной осторожностью и в то же время обожал азарт чистой игры, когда противники, которым, возможно, никогда не суждено встретиться и узнать истинные имена или звания друг друга, вступают в изощренное состязание интересов.

У Коуэна была собственная теория насчет того, почему ФБР так быстро деградировало. Он полагал, что, возможно, ненамеренное вмешательство Арона и Леви каким-то образом расстроило операцию Колбена по внедрению американских разведчиков в зарубежные агентства. В триумфальной эйфории, последовавшей за шестидневной войной, в Тель-Авиве созрел план по прослушиванию основных каналов американской разведки путем внедрения «кротов» и платных информаторов на ключевые позиции. С помощью конкурирующих групп Моссад проанализировал и выяснил, какие именно информационные каналы ФБР самые важные. Кроме того, приводились доводы о необходимости захвата основных источников сведений ФБР по внутренним делам Соединенных Штатов – особенно досье на крупных политических лидеров, которые Бюро собирало в собственных интересах начиная с эпохи Дж. Эдгара Гувера. Эти досье могли бы оказаться бесценным рычагом в урегулировании ситуаций будущих кризисов, когда Израилю потребовалась бы помощь Конгресса США.

Тогда эту операцию сочли слишком рискованной, но так продолжалось лишь до ужаснувшей всех войны Судного дня, которая показала перестраховщикам в Тель-Авиве, что сохранение Израиля возможно лишь при получении доступа к такой совершенной и всеобъемлющей разведке, какой владеет только Америка. Операция по внедрению своих агентов началась одновременно с назначением Джека Коуэна на пост главы Моссада в Вашингтоне в 1974 году. Теперь эта операция под кодовым названием «Иона» оказалась тем самым китом, который поглотил Моссад. На этот проект было потрачено неимоверное количество денег и времени – сначала для того, чтобы расширить операцию, а затем, чтобы обеспечить ее необходимым прикрытием. Израильские политики жили в постоянном страхе, что американцы раскроют «Иону» в тот самый момент, когда поддержка Соединенных Штатов окажется для страны решающей. Большая часть сведений, поступавших из Вашингтона, не могла быть использована уже по той причине, что это обнаружило бы существование подобной операции. Коуэну казалось, что Моссад начинал действовать как классический любовник, страшащийся того дня, когда его связь будет раскрыта, и испытывающий такое чувство вины и усталости, которое заставляет его страстно желать разоблачения.

Коуэн задумался о возможных вариантах. Он мог либо продолжить свое сотрудничество с Солом и Натали, сохраняя формальную дистанцию между Моссадом и их непонятной любительской затеей, чтобы посмотреть, что из этого выйдет, либо же вмешаться на настоящем этапе. По крайней мере, заставить группу Западного побережья занять более активную позицию. Он не стал говорить Солу, что фермерский дом начинен подслушивающими устройствами. Коуэн мог распорядиться, чтобы тройка из его лос-анджелесской команды установила фургон с аппаратурой под прикрытием леса в миле от дома, и поддерживать с ними связь по совершенно безопасным каналам. Это означало бы активно задействовать в операции, по меньшей мере, с полдюжины агентов Моссада, однако другого пути Коуэн не видел.

Сол Ласки говорил, что больше не станет дожидаться поддержки кавалерийской атаки, но в этом случае она подключится без его ведома. Коуэн пока не видел связи между операцией «Иона» и контактами Барент – Колбен, между отсутствующим и, возможно, мифическим оберстом Ласки и всем тем безумием, которое творилось в Вашингтоне и Филадельфии. Но что-то явно происходило. И он выяснит, что именно. А если ему придется столкнуться с возражениями начальства, что ж, пусть будет так.

У Коуэна была с собой единственная небольшая сумка, но он сдал ее в багаж, поскольку в ней был револьвер. Джек решил, что связываться с таможней – это лишняя головная боль.

И он подумал, что решил правильно, когда, получив свою сумку, вышел из здания аэропорта в Далласе и направился к долгосрочной стоянке, где оставил свой старый синий «шевроле».

«Надо позвонить Джону или Эфраиму в Лос-Анджелес, предупредить их о ферме и распорядиться, чтобы они прикрывали Ласки и девушку, – подумал Коуэн. – По крайней мере, у них будет поддержка, что бы они там ни затевали».

Он протиснулся к своей машине, открыл дверь и швырнул сумку на пассажирское сиденье. За его спиной в узком проходе появился кто-то еще, он раздраженно оглянулся, мол, могли бы подождать, пока он даст задний ход…

Дальше Коуэну потребовалась секунда, прежде чем в нем возобладали древние инстинкты. И еще секунда ушла на то, чтобы рассмотреть в тусклом свете лицо приблизившегося человека. Это был Леви Коул.

Уже вспомнив, что его револьвер запрятан под бельем в сумке, Коуэн продолжал бесцельно шарить в кармане своей куртки. Потом он выкинул вперед руки в защитном жесте, хотя тот факт, что перед ним стоял Леви, и вызывал у него некоторое смятение.