мясного бульона и разлила его по чашкам поменьше. Рассеянно лакая крепкий бульон, она также рассеянно читала новости. Яв, пока ещё неспособный самостоятельно есть, устроился у Мисы на коленях. В руках он цепко держал её хвост, переживая своим крохотным сознанием ребенка, что тот исчезнет, если его выпустить.

Миса осторожно поила его, поглаживая второй рукой по спинке и слушая его счастливое урчание. Сама она тоже была довольна, но урчать не умела.

Будучи старше малыша Ява, она не боялась исчезновения своего хвоста, но очень боялась исчезновения дяди Алекса. А ещё, она почему-то беспокоилась за дядю Мирса, которого дядя Алекс называл своим лучшим другом. Когда он, потершись носом о мордочку жены, отправился вновь на работу, тетя Эмека совсем не обратила внимания на пустоту в его глазах. Но её заметила Миса, потому что такую пустоту нельзя не заметить. Дядя Мирс уже исчез из этого мира, поняла она, исчез, как и её родители. Исчез ещё до того, как ушел.

Она хотела рассказать об этом тёте Эмеке, но не знала как. А потом забыла. Ведь её голова все ещё оставалась головой детеныша, и в ней не умещалось одновременно много беспокойства. И она снова переключилась на страх исчезновения дяди Алекса.

Перед сном тётя Эмека объяснила, что обычно берет малыша Ява к себе, так как он пока боится спать один. Но Яв категорически отказался выпускать из рук своё сокровище — хвост Мисы. И тётя Эмека постелила Мисе и Яву общую постель.

Яв так и уснул в обнимку с хвостом. Впрочем, хвост был длиннее его самого и едва ли не толще. А запах мамы он все равно чувствовал, даже засыпая за стенкой. Поэтому он уснул без страха того, что мама исчезнет.

Тетя Эмека, против обыкновения, тоже уснула быстро, так и не дождавшись мужа с работы. Впервые за долгое время она тоже чувствовала себя счастливой. Детеныш Алекса оказалась на удивление чудным, и её маленький Яв с таким удовольствием играл с ней. А кроме счастья маленького Ява для неё не существовало больше ничего.

Миса тоже уснула быстро, обнимая урчащего малыша Ява и свой хвост вместе с ним. Уснула она в беспокойстве за дядю Алекса, а потому, конечно же, ей приснился именно он.

Но вначале спящей Мисе снился коридор. Коридор изгибался и уходил в бесконечность. Квадратный, гнутый и мятый, словно валяющаяся на исполинской помойке труба.

Она осторожно шла по нему, трогая пугающе реальные стены, осыпающиеся ржавчиной и каплями стухшей воды. Её страх нарастал, пока не превратился в ужас, когда она услышала, как кто-то движется за ней по коридору.

Она побежала и забилась в тесную комнатёнку, узкий проём в которую, казалось, возник сам собой в испещренной трещинами стене.

Скорчившись на полу, изо всех сил пытаясь открыть глаза и проснуться, она вслушивалась в приближение незнакомца. Сквозь кислый запах ржавого металла, она ощущала и запах своего преследователя — тошнотворный смрад вспоротых внутренностей, крови, парного мяса и пороха.

***

Когда Алекс вышел на стоянку и подошёл к мотоциклу, он вновь вернулся мыслями к группе Лирса. Если пёс с обрубленным хвостом искал к ним компаньонов, значит ли, что он с ними уже договорился? Это выглядело логично. Но, насколько Алекс слышал, Лирса находились под охраной Абрафо. Им не разрешалось самостоятельно вести свою сценическую жизнь. И самостоятельную жизнь вообще. Их живая музыка действительно могла свести с ума, и Управление вынужденно распространило на них свою протекцию. Те, кого представлял пёс, собирались использовать талант Лирса в личных целях, применяя его как некое орудие. Абрафо как раз и ставило себе задачу подобного не допускать.

Пёс обещал устроить Сэм игру с Лирса. Не похоже, чтобы он выдавал желаемое за действительное. Значит, близняшки-гепарды ему уже подконтрольны, и внутри Абрафо на самом деле творится куда больший бардак, чем кажется Фрей и остальным.

Тем временем, Тоя Багенге и Лика Камо устроили на Алекса настоящую, полноценную охоту. Хотя, казалось бы, сейчас им следовало разрешать совсем иные проблемы. Значит, либо они считают его замешанным во всём, что назревает сейчас в Эйоланде, либо они не осознают всей картины происходящего. Верить в их недалёкость ему не хотелось. С другой стороны, он даже теоретически не мог заварить подобную кашу с внешним вторжением. Даже очень постаравшись.

Но они об этом не знали.

Алекс чуял в своих мыслях какой-то изъян. Бесполезно ведь пытаться додумать чужую логику мышления. Он не знал того, что знало Абрафо. Управление, в свою очередь, не владело информацией, доступной Алексу.

Пора действительно завязывать и начинать нормально жить, подумал он, убирая пистолет в поясную сумку. Ну их всех в задницу. Закончить с Читемо, написать отчеты для тех миров, которые помогали ему в поисках. А затем попытаться осесть здесь, в Эйоланде. Ухаживать за Тоей, помогать Лиле Изуба с библиотекой, возможно даже преподавать в Академии…

Подобные мечты посещали его уже не раз. Даже сам Алекс считал их слишком сладкими, чтобы действительно верить в их осуществление.

Квартал Сирату в основном населяли Саеда. Специфичный район. Один из самых тесных в городе. Хотя здесь и нет такого количества разноуровневых переходов, как в кварталах Манаро, Шарэм и иже с ними, где обитают преимущественно самые мелкие виды, квартал оставляет впечатление лабиринта.

Алекс неплохо его знал. Он всерьез рассматривал вариант распространить свой террор и на Сирату. Возможно, он так и поступил бы, не договорись с ним Фрей. А может, и нет. Зерно сомнения в собственной правоте уже успело прочно в нём засесть. Решить все проблемы Эйоланда одними лишь репрессиями с его стороны уже не казалось ему осуществимым.

Безусловно, Сирату являлся настоящей находкой для любого, кто попытался бы ткнуть Абрафо носом в его полную несостоятельность. Он производил впечатление целиком состоящего из наркопритонов, нелегальных самогоноварен и пивоварен, магазинчиков оружия и электроники, а уж проституцией и вовсе славился на весь Эйоланд. Тем не менее, Абрафо за последние пятнадцать лет настолько серьёзно перевернуло квартал, что сравни его тогда и сейчас, возможно было и вовсе не найти ничего похожего. Исчезла торговля органами, подпольные лаборатории по изменению генома и трансплантации, полностью свернулась работорговля. Абрафо целиком уничтожило здесь все влиятельные кланы, причем трижды. То есть, устроив тотальную зачистку один раз, они ждали последующую молодую поросль и её вхождение в теневую экономику квартала, а затем вновь целенаправленно её зачищали. И только после закрепления у жителей квартала на подсознательном уровне твердых причинно-следственных связей между родом занятий и гибелью сородичей,