Оказавшись на дороге, проходящей через широкую долину Гурбанд, спутники Бабура узнали о том, что впереди встал лагерем отряд всадников из племени хазар. Очевидно, они откочевали с зимовий, намереваясь заняться дорожным разбоем, и вряд ли были готовы к встрече со своим будущим государем и его заслуженными полководцами, которые неожиданно спустились с заваленных снегом, непроходимых перевалов.

«Туркмены племени хазар со своими семьями и стадами расположились как раз на нашей дороге и совершенно не знали о нашем приходе. На следующий день, снявшись с лагеря, мы выступили и проходили среди их шалашей и овчарен; две или три группы шалашей и овчарен подверглись расхищению и разграблению; владельцы остальных, бросив дом и хозяйство и захватив своих детей, потянулись в горы. От ушедших вперед поступили известия, что несколько хазарейцев преградили дорогу перед нашими войсками и не дают никому пройти, пуская стрелы. Узнав об этом, я быстро поспешил вперед и увидел, что преграды никакой не было, а несколько хазарейцев, выйдя на какой-то выступ и собравшись в кучу, пускают стрелы… Я приказал отобрать и для себя тоже часть овец из скота хазарейцев и поручил их Ярак Тагаю, а сам поехал вперед. Четырнадцать или пятнадцать человек хазарейцев, главарей бунтовщиков и разбойников, попали к нам в руки. У меня было на уме подвергнуть их разным мучениям и истязаниям и убить в назидание другим бунтовщикам и разбойникам, но по дороге мне встретился Касим-бек, который проявил неуместное милосердие и отпустил их. Это побудило и меня проявить жалость и отпустить остальных. Во время набега на хазарейцев мы услышали, что Мухаммед Хусейн-мирза Дуглат, султан Санджар Барлас и их люди… осадили Кабул».

Случилось то, чего так опасался Бабур, сидя в Герате. В его отсутствие за заваленными снегом перевалами распространился слух, достигший Кабула, – хотя не исключено, что именно там он и был состряпан, – о том, что Тигр якобы захвачен в плен гератскими царевичами. На этом основании кое-кто из титулованных родственников Бабура заручился поддержкой расчетливых монголов, никогда не упускавших возможности поживиться. Мятежный отряд двинулся на осаду Кабула. Другими словами, родственники Бабура наступали на цитадель, оборону которой держал оставленный им небольшой гарнизон.

Как обычно, стоило Тигру уехать, как заговорщики, которых он так и не научился разоблачать, хотя в конце концов привык держаться наготове, сделали попытку вытеснить его с престола. Неприятнее всего было то, что в заговоре участвовали изгнанники из Самарканда и Ташкента, которым он в свое время оказал серьезную поддержку. За всем этим стояла темная фигура – некая Шах-биким, вдова Юнус-бека, а также ее дочь, чагатайская царевна и сводная сестра матери Бабура. Обе женщины претендовали на то, что, поскольку Бабур захвачен в плен или даже убит, право на трон Кабула принадлежит сыну Чагатая – Мирзе-хану, прозванному Тощий бек. Их предательство совершалось при попустительстве, если не прямой поддержке, дяди Бабура, Хусейна Дуглата, которому Бабур вполне доверял.

Мирза-хан руководил военными действиями, расположившись на холме Четырех Садов, в то время как оставшиеся в крепости военачальники, оружейник и известный ученый пытались удержать ее для Бабура.

Бабур незамедлительно (в чрезвычайных обстоятельствах он всегда действовал по первому побуждению) отказался от преследования хазар и через всю страну устремился в Кабул вместе со своими спутниками. Он понимал, что обладает преимуществом – его возвращения никто не ожидал, – и делал ставку на то, что его внезапное появление выведет бунтовщиков из равновесия. Однако предательство родных вызвало у него глубокое уныние, и записи о дальнейших событиях напоминают рассказ человека, видевшего дурной сон.

«Я послал к военачальникам в Кабуле одного из слуг Касим-бека с таким сообщением: «Как только мы выйдем из ущелья Гурбанд, сразу нападем на осаждающих. Знаком для вас пусть будет то, что, пройдя гору Минар, мы немедля зажжем большой огонь. Вы тоже разведите в крепости, на кровле Иски-Кёшк, где теперь казна, большой костер, чтобы мы знали, что вы заметили наше приближение. Когда мы подойдем с той стороны, вы выходите изнутри и сделайте все, что в ваших силах, ничего не упуская». Утром мы выехали оттуда и около полудня вышли из ущелья Гурбанд и оказались у моста. Напоив коней и дав им отдохнуть, мы во время полуденной молитвы тронулись от моста. До самого Туткаула снегу не было; после Туткаула чем дальше мы шли, тем глубже становился снег. Между Замма-Яхши и Минаром было очень холодно; за всю мою жизнь я редко испытывал такой холод. Мы послали Ахмеда Ясаула и Кара Ахмеда Юртчи к кабульским бекам, чтобы сообщить им: «Мы пришли, как было условлено. Будьте же бдительны и мужественны». Мы спустились с горы Минар и стали лагерем у ее подножия. Изнемогая от холода, мы развели костры и принялись греться, хотя зажигать огонь было совсем не время, но мы так измучились от ударов мороза, что развели костры. С приближением утра мы тронулись от подножия горы Минар. Между Минаром и Кабулом снег был коням по колено и совершенно смерзся; сойдя с дороги, человек лишь с трудом двигался вперед. Весь этот отрезок пути мы шли гуськом; поэтому нам без труда удалось дойти до Кабула ко времени утренней молитвы. Над арком поднялся большой огонь, и стало ясно, что там узнали о нашем приближении. Подойдя к мосту Саид Касима, мы послали Шерим Тагая с его людьми из отряда правого крыла к мосту Мулла-Баба, а я сам во главе правого крыла и центрального отряда пошел дорогой через Баба-Лули. В то время на месте сада Халифы был маленький садик, его разбил мирза Улугбек и устроил в нем нечто вроде богадельни. Хотя деревьев и кустов там больше не было, но ограда осталась цела. Мирза-хан находился тогда в этом саду. Мухаммед Хусейн-мирза был в саду Баг-и-Бихишт, устроенном мирзой Улугбеком. Когда я дошел до кладбища, находившегося близ улицы и сада Мулла-Баба, нам встретились люди, которые поспешили вперед и были избиты и отогнаны. Эти четыре человека ускакали вперед и ворвались во двор, где сидел Мирза-хан… Поднялась суматоха, Мирза-хан вскочил на коня и бежал. Эти четыре человека, попробовав и меча, и стрел, раненые, присоединились к нам в упомянутом месте.

На узкой улице конные воины сбились в кучу и стояли на месте – ни вперед не могли двинуться, ни назад податься. Я сказал ближним ко мне йигитам: «Сходите с коней и пробивайтесь». Насир Дост, Ходжа Мухаммед Али и библиотекарь Баба-и-Ширзад ринулись вперед, пуская стрелы; враги бросились бежать. Мы долго ждали тех, кто был в крепости, но они не могли поспеть к началу боя; когда врагов обратили в бегство, эти люди начали прибывать по одному, по двое. Не успел я войти в сад, где раньше сидел Мирза-хан, как подъехал Ахмед Юсуф, сын Саида Юсуфа, один из защитников крепости. Мы вместе проникли в сад Мирзы-хана, и я увидел, что Мирзы-хана там нет; он бежал. В ворота сада вбежал с обнаженной саблей в руках Дост-и-Сар-и-Пули – пехотинец, которому я за его храбрость оказал внимание, назначил в Кабуле на должность начальника крепости и оставил там. Этот человек несся прямо на меня. На мне была надета кольчуга, но блях я не привязал, шлема тоже не надел. Я несколько раз крикнул: «Эй, Дост! Эй, Дост!» Ахмед Юсуф тоже крикнул. То ли я изменился после ночевки на снегу и на морозе, то ли Дост слишком увлекся битвой, но только он не узнал меня и с размаху ударил шашкой по обнаженной руке. По милости божьей я ни на волос не пострадал.