Так он направился во дворец, и, по его прибытии, все эмиры и слуги начали возносить хвалу Всевышнему за такую милость… Затем госпожа привела Мирзу-хана и моего отца к повелителю. Когда они приблизились, повелитель вышел навстречу, чтобы приветствовать их. Тогда госпожа произнесла: «Я привела к вам моего провинившегося сына и вашего несчастного брата. Что вы скажете им обоим?»

Увидев моего отца, повелитель поспешно подошел к нему и обнял его с обычной приветливостью, ободрив его улыбкой и задав ему тысячу вопросов, чтобы показать свое расположение. Потом он поздоровался с Мирзой-ханом таким же образом, выказав ему свидетельства своей любви и доброго расположения. Во время этой церемонии он держался с любезностью, без тени натянутости и искусственности. Однако, несмотря на все усилия, которые прилагал повелитель, чтобы его доброта прогнала краску стыда с их лиц, ему не удалось стереть пятно позора, затуманившее зеркало их надежд.

Мой отец и Мирза-хан получили разрешение уехать в Кандагар. Повелитель уговорил Шах-биким остаться. Вместе с ней осталась и госпожа».

Сам Бабур дает разные версии своей встречи с заговорщиками. Царевич Хусейн, сообщает он, был найден в груде спальных одеял в покоях царевны Михр Нигар и после своего поступка заслуживал быть разрубленным на куски. Мирза-хан, по словам Бабура, был захвачен в горах и доставлен в Кабул в таком состоянии рассудка, что, подходя к Бабуру, дважды споткнулся и, опасаясь быть отравленным, отказался от предложенного ему шербета, пока Бабур не отпил первым.

Нет сомнений, что, великодушный от природы, Бабур отнесся к обоим столь милостиво лишь из-за женщин. После смерти Джахангира у него почти не осталось родственников-мужчин, поэтому в его интересах было закрыть глаза на организованный в его отсутствие заговор.

Однако он, безусловно, глубоко переживал предательство своих близких.

Хотя Бабур и удерживал свою попавшую под подозрение тетку, а вместе с ней и Шах-биким как заложниц, однако он был по-настоящему привязан к ним, несмотря на их участие в заговоре. Довольно любопытно и совершенно непонятно, почему, рассказывая о мятеже, он возложил всю вину на мужчин, а женщин не считал причастными к случившемуся, хотя понимал, что именно они выступали в роли подстрекательниц. Это не только благородство. Он по-прежнему остро ощущал утрату Исан Даулат и своей матери; Шах-биким и Михр Нигар в какой-то мере восполняли эту утрату.

Знатные вдовы тюрко-монгольских династий пользовались большим авторитетом среди более молодых мужчин. Даже во времена суровых чингизидов повелители вселенной, как они себя называли, часто прислушивались к советам своих бабушек. И Шах-биким отлично умела пользоваться своим влиянием. Очень скоро она выпросила у Бабура надежную должность для своего злополучного внука, Тощего бека. Прося за внука, она нашла красноречивые доводы, с которыми и обратилась к Бабуру: «Мои предки царствовали в Бадахшане три тысячи лет. Будучи женщиной, я не могу держать в своих руках бразды правления, но у меня есть мой внук, Мирза-хан. Представитель его рода будет пользоваться уважением в Бадахшане».

Они получили горную провинцию Бадахшан. Однако вскоре Хусейн довершил свое падение, ввязавшись с Шейбани-ханом в сражение, которое и проиграл. Это случилось в то время, когда он с неуместным азартом чернил Тигра перед узбеками, но лишь нашел собственную смерть от рук врага Тимуридов – смерть, которую Бабур счел карой, постигшей его за клевету.

Несколько дней в Кабуле не прекращались торжества. Из Герата прибыла юная царевна Масума с пышным эскортом. Девушка, на которую Бабур произвел такое впечатление, несмотря на то что она выросла при самом блистательном дворе, стала его женой. Свадьбу сыграли просто, однако Шах-биким превратила прибытие девушки в настоящий праздник. По-видимому, Бабур был действительно счастлив. Он с живостью рассказывает о том, как во время обычной поездки по окрестностям он вместе со своими спутниками ввязался в бой с отрядом афганцев, на полном скаку обстреляв неприятельских всадников из луков. Он замечает, что было совсем непросто остановить больше тысячи всадников, скачущих во весь опор. Затем, с не меньшим удовольствием, он вспоминает, как охотники загнали необычайно жирного кулана, ребра которого имели больше ярда в длину.

Праздники вскоре закончились. Не прошло и года, как невеста из Герата удалилась в свои покои, чтобы родить дитя, но так и не вышла оттуда. Ребенок выжил – это была девочка. Бабур распорядился, чтобы ей дали имя ее матери, Масума. Больше он не упоминает о ней, но этот поступок говорит о том, что он глубоко переживал смерть своей юной жены.

Однако еще до этих событий, едва перевалы открылись после паводка, пришли известия о бедствии в Герате.

Теперь трудно понять, как Бабур сумел оказаться в Герате вовремя и привести с собой более или менее достойное войско. Насколько можно судить, никаких посланий из Герата от царствующих там любителей пиров он не получал. На помощь своим государям выступил лишь один опытный полководец – правитель Кандагара со своим войском. Он посоветовал нерешительным царевичам оставить город на младшего из братьев, Музаффара, в то время как старший должен был отправиться в горы, чтобы набрать войско из окрестных племен и тем самым очистить окрестности города от воинственных узбеков. Впоследствии Бабур одобрил этот совет.

Однако объединенное правительство последнего оплота Тимуридов отвергло совет. Не оказывая ни малейшего сопротивления наступавшему Шейбани-хану, они отошли на то самое место, где состоялась их первая встреча с Бабуром, – на живописные берега Птичьей реки. «Они не пожелали сделать Герат неприступной крепостью, не пожелали вступать в бой с врагами. Так они и сидели там, и не знали, что им делать дальше! Они верили в предсказание, будто им суждено победить узбеков. Мечтатели, они и жили как во сне».

Шейбани-хан и сорок тысяч узбеков быстро положили конец мечтаниям. Когда он подошел к ставке братьев, то лишь доблестный правитель Кандагара с несколькими сотнями воинов решился дать ему отпор, однако тут же был убит. Что же касается братьев, то «имея столько времени и сроку, они не увезли своих матерей, сестер, жен, сыновей и дочерей и бежали, оставив их в плену у узбеков».

Музаффар скрылся в неизвестном направлении. Бади-аз-Заман покинул Хорасан и укрылся в Персии. Их семьи и все достояние находились в горной крепости, на захват и разграбление которой узбекам хватило двух недель. Очевидно, при взятии легендарного Герата Шейбани-хан решил проявить свое милосердие и взял себе жену из гарема Музаф-фара, а также запретил грабежи и бесчинства и даже искал дружбы нескольких прославленных ученых, включая историка Хондемира, и предлагал им свое покровительство. Остроумец и поэт Бинаи также остался с ним.

Однако зрелище такого милосердного правления вызывало приливы желчи у глубоко несчастного Бабура.

«После того как Шейбани-хан взял Герат, он очень дурно обошелся с женами и детьми обоих государей, не только с ними, но со всем народом. Ради грязных мирских расчетов он отдал Хадичу-биким развратнику Шах-Мансуру. Всех поэтов и даровитых людей Шейбани-хан отдал во власть мулле Бинаи. [Как тот, должно быть, обрадовался своему поэтическому отмщению.] Несмотря на свою неграмотность [это не соответствовало действительности], Шейбани-хан учил Кази Ихтиара и Мухаммеда Мир Юсуфа – знаменитых и даровитых гератских ученых – толковать Коран; взяв в руки перо, он исправлял писания и рисунки Султана-Али Мешхеди и художника Бехзада. Иногда он сочинял несколько безвкусных стихов и приказывал читать их с минбара, а потом распоряжался вывесить эти стихи на базарной площади и брал с народа подарки. Хотя он вставал с зарей, не пропускал пятикратных молитв и хорошо знал науку чтения Корана, но совершал много подобных глупых, бессмысленных и нечестивых поступков».