Он посмотрел долгим многозначительным взглядом на мрачного Куномагла, который кивал в знак признательности за оказанную честь.

Я обдумал слова Оримодакса и согласился передать их тебе, когда ты вернешься с севера.

В конце долгого вечера Оримодакса и его людей удобно устроили на ночлег. Арбам, хранитель цитадели, устал, его мучили предчувствия, с ними он и отправился спать. У него были причины для беспокойства. Он проснулся утром от топота коней, покидающих крепость. Еще не совсем проснувшийся, с неясной от выпитого вина головой, он вышел из царских покоев и увидел, что Куномагл и все утэны выезжают за ворота в полном снаряжении и с оружием. Они пустили своих коней галопом, догоняя тектосагов. Осталось только несколько воинов постарше. Крепость оставалась без защиты.

Арбам бросился в конюшни, отвязал своего коня и поскакал быстрее ветра за дезертирами. Он догнал их у реки, там, где начинался путь к побережью. Он обогнал Куномагла и преградил ему дорогу конем, вынуждая остановиться, остальные утэны наблюдали.

— Так ты отплатил за доверие Урты? Так ты оправдываешь его доверие?

— Я отговаривал его уезжать, — сердито возразил тот. — Здесь я буду служить более высокой цели.

— Ты будешь служить себе! Своей жадности!

А чему служил Урта? Разве не себе, не своей жадности? И все из-за сна! Он должен был остаться. Этот поход трех кланов — предел мечтаний, такое никогда не повторится. Оримодакс рассказал достаточно, чтобы убедить меня. Каждый воин, достойный так называться, захочет принять участие в Великом Походе всех времен. О нем будут вспоминать и воспевать, пока небо не падет на землю. Мы должны идти. А вы должны остаться. Ты потерял половину своей силы, Арбам, но приобрел вдвое ума. Ты придумаешь, как удержать крепость.

Группа воинов тронулась с места. Все десять утэнов смотрели Арбаму прямо в глаза, на лицах не отражалось никаких чувств, не было ни угрызений совести, ни раскаяния в своем предательстве. А когда-то они были его друзьями. Сейчас же он их не узнавал. Глаза их были затуманены, словно зимним морозом, они ничего не видели, кроме неизведанного впереди, а это неизведанное сияло золотым блеском. Арбам был готов метнуть в них свое копье, но подумал, что Куномагл может ответить более метким ударом. А ему следовало думать о детях.

Описывая это предательство, дезертирство, которое, не сомневаюсь, для него было не менее страшно, чем любое опустошение, он яростно жестикулировал.

— После их ухода случилось несчастье, — заключил Арбам свою историю. — Мы охраняли стены крепости как могли, сделали запас продуктов на случай осады. Мы ожидали набегов, возможно, ночного нападения из самой Страны Призраков — в старину мертвецы на нас нападали, слишком уж близко к их владениям ты построил свою крепость.

Но готов поклясться своим щитом, всадники в ту ночь прибыли из мест, находящихся за пределами Страны Призраков. Это были наши Тени Героев! Они вырвались из своего прекрасного царства и совершили набег с невероятной жестокостью. Среди них была женщина, она вела их, лицо ее было закрыто вуалью, а голос хриплым и странным. Почему они это сделали? Мы видели их на расстоянии, мы все собирались на горе Морндун и смотрели на Светлую Землю. Мы восхищались их конями и блеском доспехов, быстрым оружием, сторожевыми башнями на границе, густыми лесами. Почему они напали на нас? У нас не было ни шанса. Мне жаль твою жену и твоего сына…

Урта положил руку ему на плечо, успокаивая:

— Мне жаль твою дочь и твоего внука. Я знаю, ты сражался до последнего, защищая их.

Ясон и Улланна терпеливо слушали, хотя почти ничего не понимали. Когда я в двух словах передал жуткий рассказ Ясону, тот, пожав плечами, сказал:

— Если тебя тревожит второе опустошение, то начал его Бренн. Этот предатель обезоружил вас перед нападением, он сговорился с Оримодаксом. Избежать этого было невозможно. Это опустошение больше указывает на современную жадность, чем на древнее предсказание. Ты вернулся. Ты можешь все вернуть. Ты, в конце концов, царь.

Урта оценил оптимизм Ясона.

— Я не могу вернуть мою семью и друзей, — мрачно напомнил он. — Но, конечно, могу за них отомстить. Даже мои собаки предали меня. Три моих любимых пса.

— Твои собаки, — с удивлением заметил Арбам. — Нет, только эти три собаки остались верны хозяевам, когда остальные были околдованы и превратились в убийц. Ульгерд пытался защитить твоего сына Уриена, но мальчик подумал, что на него нападают, и ударил собаку кинжалом. Но даже раненый Ульгерд сражался с остальными собаками, но не справился. Уриену не удалось выбраться из дома. Боюсь, что Ульгерд погиб: А вот Гелард и Маглерд унесли Мунду и Кимона в зубах и спрятали в долине. Я бежал за ними. Тогда нас было только трое спасшихся, остальные выжившие подтянулись позже.

Урта был потрясен, переполнен яростью:

— Собаки спасли жизнь моим детям?

— Собаки тащили их несколько часов, — подтвердил старик. — Спасли и спрятали в безопасном месте, словно на них действовали какие-то чары. Я отведу тебя к ним. У каждого их этих детей есть сильный покровитель, заключенный в собаках.

Урта от отчаяния тряхнул головой:

— Нет. А я-то думал, что они — убийцы. Теперь их головы скалятся на воротах. Но я могу исправить этот несправедливый поступок.

Арбам был удручен:

— Ты их убил? Каждый день после нападения собаки ждали на пристани, высматривали тебя. Они словно чувствовали, что ты возвращаешься. Они скучали и тосковали по тебе, Урта. Они стыдились того, что произошло, что они смогли спасти только двоих.

Урта еще больше опечалился:

— Я принял их стыд за чувство вины. Я попробую отплатить им за верность. А сейчас веди меня к детям!

Старик колебался не более секунды:

— Я отведу тебя к ним. Как обещал. До них два дня пути. Возьми с собой только самых нужных людей — у нас мало лошадей.

Урта попросил меня и Улланну ехать с ними. Поедут еще двое из всадников Арбама. Ниив и Ясон возвращались на Арго, хотя девушка пыталась возражать.

Когда мы собрались и были готовы отправиться, Арбам повел нас из лагеря к реке. Но пошел не в сторону Арго, а в противоположную, где узкая тропинка вела через лес в горы.

Усталая, подслеповатая лошадь, которую мне выделили для поездки, была слишком старой для того, чтобы Куномагл и утэны взяли ее с собой, но все-таки достаточно нужной, чтобы принести ее в жертву, — она была еще и маленькой. Для такого высокого человека, как я, езда на подобной лошади была лишь немногим лучше, чем путешествие враскорячку на олене. Мне не нравится, когда при езде ноги задевают чертополох. Вскоре я оказался в самом конце маленькой нестройной группы всадников, рядом с Уртой.

— Я всегда считал, что вы, кельты, гордитесь своими лошадьми.