Граф благосклонно кивнул головой и сказал:

– Это прекрасно, когда смелость в воине уживается с поистине христианским смирением и скромностью. Прекрасно.

Сбоку недовольно кашлянул грек. Раймунд поморщился и задал наконец вопрос, ради которого и вызвал в поздний час отличившихся воинов:

– Наш друг, представитель византийского кесаря Алексея, граф Михаил Анемад был среди тех храбрых воинов, которые спешили к вам на помощь. Он утверждает, что удержаться вам против стольких врагов помогли не выучка и доблесть, а призыв на помощь дьявола, о чем он понял по грому и запаху серы. Вы что-нибудь можете сказать по этому поводу?

Видно было, что для графа это уже был практически решенный вопрос и задает он его больше для проформы, по требованию влиятельного союзника, и не более.

Рыцари и придворные, стоящие рядом со своим сюзереном, сдержанно улыбались абсурдному заявлению византийца и терпеливо ожидали его опровержения. Как понял Костя, для того чтобы отвести от себя обвинения, русичам достаточно было просто заявить о своей непричастности к силам ада. Честное слово героев-паломников для графа стоило много дороже пустого утверждения схизматика-византийца.

Он уже открыл рот для саркастической тирады, как сбоку забубнил Сомохов.

Пока Улугбек Карлович говорил, выражения лиц людей, собравшихся в комнате, менялись. Сначала на них был написан восторг, потом – изумление и в конце – осуждение, ужас, гнев.

Ученый рассказал о принципе действия и способах применения огнестрельного оружия, о роли серы и селитры. Он упомянул о том, что людьми полоцкого рыцаря изготовлено оружие, называемое пушкой, из которой можно производить выстрелы каменными или железными ядрами, способными разбивать крепостные стены и поражать противника на расстоянии, в несколько раз превышающем длину полета стрелы. По словам археолога, именно из этой самой пушки и были уничтожены многочисленные враги во время сегодняшней битвы.

– Ты хочешь сказать, что византиец был прав, когда говорил о том, что вы побили врага с помощью серного дыма и грома? – переспросил огорченный Раймунд.

Сомохов, занятый лекцией о перспективах использования нового оружия, легкомысленно кивнул головой.

Граф поморщился, перекрестился и сделал знак рукой. Русичей окружило около полутора десятков кнехтов с обнаженными мечами. За их спинами появилась тройка монахов.

– В таком случае я вынужден подвергнуть вас аресту, сеньоры. Далее вашими судьбами займется церковная комиссия. Она расследует случившееся и вынесет приговор.

Ученый запнулся и глянул на солдат. Это были старые опытные вояки, кончики их мечей дрожали в нетерпении. Одно неверное движение, и эти ребята тут же с восторгом порубят на мелкие кусочки чужеземцев, подозреваемых в связях с дьяволом. Видимо, это дошло и до археолога.

Если бы Сомохов не был так занят рассматриванием своего нового конвоя, то он вполне мог бы заметить, что глаза грека, раздувшего всю эту историю, лучатся довольством… Как у человека, провернувшего выгодную сделку.

Ночь для них только начиналась.

Как оказалось, отправляя в поход армию Христова воинства, Урбан позаботился и о такой составляющей действий противника, как помощь нечистого. Для борьбы с возможными происками дьявола с каждой армией находился специальный отряд обученных монахов, подчинявшихся только своему главе, простому монаху Вениалию. Никто не мог оказывать давления на этот прообраз будущей Святой инквизиции. Даже легат папы.

Максимум, чего смог добиться епископ Монтейльский, это отвести обвинения от собственного рыцаря, присутствие которого около себя в момент, вызвавший такие споры, мог подтвердить лично.

В ходе предварительного разбирательства обвинения были сняты еще с двух русичей. Обозники присягнули, что видели в руках Захара и Константина только обычное холодное оружие, которым те повергали врагов. Под следствием остался лишь Улугбек Карлович.

Дознаватели папской комиссии оставили ученого на утро.

Но с первыми лучами солнца крестоносцам стало не до испытаний чистоты веры.

За ночь к появившимся вечером войскам румийского султана подошли значительные подкрепления – вся дальняя от крепости сторона долины буквально кишела толпами пехоты и ровными квадратами кавалерии. На глазок численность подошедшего войска была не менее двухсот пятидесяти – трехсот тысяч[58]человек.

В центре боевых порядков неприятеля стояли ополченцы, набранные султаном в городах и весях своего государства. Серая безликая масса вчерашних дехкан и ремесленников, лишь изредка разбавленная отрядами городской стражи, вооруженной короткими копьями и топорами, пестрела знаменами с изречениями из Корана. За ними стояла профессиональная часть войска, называемая аскер. Тут были и гилман дарийя и худжрийа[59], прикрывающие шатер повелителя, и нестройные линии дейлемитов, когда-то личной гвардии буидских султанов и лучшей пехоты Азии, и ровные ряды азербайджанских копейщиков, и родовая кавалерия султана с начищенными чешуйчатыми панцирями. Фланги занимали наемники. По левую руку от шатра военачальника выстроились тюрки, они горячили коней, держа наготове свои знаменитые луки; справа расположились арабские всадники и разноплеменная пехота.

Крестоносцы готовились к бою, образуя боевые колонны. Центр заняли три отряда рыцарской кавалерии графа Тулузского, справа выстроилась провансальская пехота, усиленная норманнами Роберта Коротконогого и Роберта Фландрского. Слева образовались четыре клина французов, выделенные Готфридом Бульонским.

Султан был невысокого мнения о своих противниках. Та легкость, с которой тюрки разбили стотысячную армию крестьянского ополчения, и удачная вчерашняя стычка с провансальцами убедили Кылыч-Арслана в никчемности латинян. Это во многом и определило его тактику. Многочисленная, хотя и плохо вооруженная пехота, стоявшая в центре его армии, должна была прижать христиан к стенам крепости, а кавалерия готовилась к фланговым рейдам.

Воплотить план султану не дали.

Пока гонцы развозили по войску приказы, пока нестройная масса ополчения приходила в движение, следуя за бунчуками и знаменами военачальников, крестоносцы пошли в атаку.

Первым в бой ринулся граф Тулузский. Неудача вечерней стычки жгла позором лица южан и пришпоривала их лошадей. Когда боевые колонны двинулись в сторону мусульман, на стороне румийского ополчение запели трубы – центр армии султана тоже медленно начал движение.

Кылыч-Арслан бросил под копыта лошадей закованных в железо франков необученную, но «бесплатную» пехоту, надеясь, что она остановит и повяжет многочисленную тяжелую кавалерию врага.