«Довольно», – сказал Месснер сам себе.

– Вообще-то я никого не пускаю на репетиции, – сказала Роксана. – Я не считаю, что кто-то имеет право выслушивать мои ошибки. Однако сомневаюсь, что здесь это возможно. Вряд ли я смогу отправить их всех на чердак.

– Они услышат вас и с чердака.

– Я бы с удовольствием раздала им беруши, – засмеялась Роксана, и Месснер был тронут. Атмосфера в доме как будто значительно поуспокоилась с тех пор, как появился новый аккомпаниатор.

– Итак, что же я могу для вас сделать? – Если Гэн превратился в секретаря, то Месснер – в мальчика на побегушках. В Швейцарии он был членом авторитетной арбитражной комиссии. В свои сорок два года он сделал весьма успешную карьеру в Красном Кресте. И разумеется, не занимался упаковкой продовольственных посылок или подержанных одеял для отправки в зоны наводнений. А теперь он рыскал по городу в поисках ароматизированного шоколада и звонил другу в Париж, чтобы тот прислал ему дорогой крем для глаз, который выпускается в маленьких черных тюбиках.

– Мне нужны ноты, – сказала она и протянула ему листок бумаги. – Позвоните моему менеджеру и попросите его прислать это как можно быстрее. Скажите ему, чтобы он сам занялся доставкой, если считает, что могут возникнуть проблемы. Я хочу это иметь к завтрашнему дню.

– Что вы, к завтрашнему дню – это абсолютно нереально, – сказал Месснер. – В Италии уже поздний вечер.

Месснер и Роксана говорили по-английски, Гэн тут же вполголоса переводил их разговор на японский. Отец Аргуэдас сел к пианино, не желая мешать, но страстно желая знать, о чем они говорят.

– Гэн, – прошептал он, – что ей нужно?

– Ноты, – ответил Гэн и тут же вспомнил, что вопрос был задан по-испански. – Партитуры.

– А Месснер знает, к кому следует обратиться? Или куда пойти?

Гэну очень нравился священник, который, очевидно, совсем не собирался ему досаждать, но господин Осокава и Като желали быть в курсе всех деталей разговора и требовали синхронного перевода с английского на японский.

– Они свяжутся со своими людьми в Италии. – Гэн повернулся к отцу Аргуэдасу спиной и продолжал синхрон.

Священник дернул Гэна за рукав, тот поднял руку, призывая его подождать.

– Но я знаю, где можно достать ноты! – настаивал отец Аргуэдас. – Всего в двух милях отсюда! Там живет человек, которого я знаю, учитель музыки, дьякон нашего прихода. Он давал мне слушать пластинки. У него есть любые ноты, какие только вы пожелаете. – Теперь он уже говорил во весь голос. Он, посвятивший свою жизнь добрым делам, выполнял их прямо-таки с фанатизмом. Он помогал Рубену со стиркой и по утрам аккуратно сворачивал все одеяла и складывал их вместе с подушками вдоль стен. Но он жаждал быть полезным в более серьезных вещах. И при этом не мог не чувствовать, что со своей услужливостью становится едва ли не назойливым, что, желая исключительно помогать, он вызывает у людей раздражение.

– Что он говорит? – спросила Роксана.

– Что вы говорите? – спросил Гэн священника.

– Ноты – здесь! Вы сами можете позвонить. Мануэль принесет вам все, что нужно! А если у него чего-нибудь не окажется, в чем я сильно сомневаюсь, то он обязательно найдет это для вас. Вам нужно только одно – сказать, что эти ноты для сеньориты Косс. Или нет, даже этого можно не говорить. Он ведь христианин. Просто скажите ему, что по некоторым причинам вам это нужно, и я вам обещаю, что он вам поможет! – Его глаза от волнения засверкали, руками он жестикулировал так, словно пытался предложить всем собственное сердце.

– А у него есть Беллини? – спросила Роксана, прослушав перевод. – Мне нужны его арии. А также все оперные партитуры: Россини, Верди, Моцарт. – Она придвинулась к священнику и спросила, как о чем-то невозможном: – Оффенбах.

– Оффенбах! «Сказки Гофмана»! – Французское произношение отца Аргуэдаса было старательным, хотя и плохим. Он всего лишь читал названия на обложках пластинок.

– Так у него это есть? – спросила Роксана Гэна.

Гэн перевел вопрос, и священник ответил:

– Я видел у него партитуры. Позвоните ему, его зовут Мануэль. Я бы и сам был счастлив позвонить, если мне разрешат.

Так как командир Бенхамин сидел взаперти в одной из верхних комнат с примочкой на своем пылающем лице и его нельзя было беспокоить, то Месснер обратился с этой просьбой к Гектору и Альфредо, которые отнеслись к ней с полным равнодушием.

– Для сеньориты Косс, – объяснил Месснер.

Гектор кивнул и махнул рукой, не глядя. Когда Месснер уже был в дверях, Альфредо пролаял:

– Только один звонок! – Он был убежден, что столь быстрое согласие подрывает их авторитет. Оба командира сидели в кабинете и смотрели любимую мыльную оперу президента. Героиня, Мария, как раз говорила своему возлюбленному, что больше не любит его, надеясь, что в отчаянии он уедет из города и тем спасется от собственного брата, который задумал его убить, потому что тоже любит Марию. Месснер еще минуту постоял в дверях, глядя на рыдающую актрису. Она изображала горе столь убедительно, что он не сразу заставил себя уйти.

– Позвоните Мануэлю, – сказал он, возвращаясь в гостиную. Рубен сходил на кухню и принес оттуда телефонную книгу, а Месснер дал священнику свой сотовый телефон и показал, как им пользоваться. После третьего звонка в трубке ответили:

– Алло?

– Мануэль? – прокричал отец Аргуэдас. – Мануэль, алло! – Он чувствовал, что голос его дрожит от волнения. Он говорит с человеком вне дома! Как будто с привидением из прежней жизни, с серебристой тенью, шествующей из придела в алтарь. Мануэль. Он не сидел в заложниках в течение двух недель, но при звуке этого голоса священник почувствовал себя так, словно он уже умер для мира.

– Кто это? – В голосе зазвучала подозрительность.

– Это твой друг, отец Аргуэдас! – Глаза священника наполнились слезами, и он взмахнул рукой, как бы прося прощения у присутствующих, а затем отошел в угол, скрывшись в пышных складках драпировок.

Между тем на другом конце провода наступило длинное молчание.

– Это что, шутка?

– Мануэль, нет! Это я звоню!

– Отец? – Да! Я тут… – начал было отец Аргуэдас, но потом заколебался. – Я тут был захвачен.

– Нам все об этом известно! Отец, с вами все в порядке? Как они с вами обращаются? Так, значит, они разрешают вам звонить?

– Со мной все в порядке. Со мной все прекрасно. Звонить, нет, они нам не разрешают, просто сейчас особые обстоятельства.

– Мы каждый день служим за тебя мессы. – Теперь уже дрожал голос его друга. – Представляешь, я только что пришел домой пообедать! Я только минуту назад вошел в дверь! Если бы ты позвонил пять минут назад, меня бы не было дома! Вы в безопасности? Мы тут наслушались о вас всяких ужасных вещей!