Когда свет погас, аккомпаниатор ее поцеловал. Может быть, он успел вскочить за секунду до того, как стало темно, а может, просто поднял руки. Но какое-то движение он наверняка сделал, потому что все, находившиеся в гостиной, запомнили именно поцелуй. То есть самого поцелуя они, конечно, не видели, потому что темнота наступила кромешная, но все могли поклясться, что поцелуй был, и даже точно описывали его: страстный и экспансивный, захвативший ее врасплох. В тот момент, когда лампы погасли, все смотрели именно на нее. Вскочив на ноги, все продолжали аплодировать, не жалея ладоней. Ни один человек в гостиной не испытывал ни малейшей усталости. Итальянцы и французы кричали: «Браво! Браво!», японцы от них только отворачивались. Интересно, а если бы свет не погас, он бы точно так же ее поцеловал? Неужели он так был ею переполнен, что в тот самый миг, как наступила темнота, сразу же к ней бросился? Неужели у него такая быстрая реакция? А может быть, все эти мужчины и женщины в комнате сами хотели того же самого и потому стали жертвой коллективной галлюцинации? Они настолько были захвачены красотой ее голоса, что все вместе жаждали припасть к ее губам, выпить их. А может, и правда музыку можно присвоить, уловить, поглотить? Что бы это значило: поцеловать губы, которые издают такие звуки?

Некоторые из них обожали ее долгие годы. Они собрали все ее диски. Они завели себе специальные блокноты, где записывали все сцены, на которых ее видели, все музыкальные произведения, которые она исполняла, все составы исполнителей и имена дирижеров, с которыми она выступала. Конечно, в эту ночь здесь присутствовали и такие, кто раньше вообще не слыхал ее имени. Кто мог бы сказать (если бы их об этом спросили), что опера – это набор бессмысленных кошачьих воплей и они с большим удовольствием провели бы три часа в кресле дантиста. Но теперь некоторые из них плакали открыто, не стесняясь, и сами не понимали, как они могли так ошибаться.

Никто из присутствующих не испугался темноты. Они вообще ее едва заметили. Они продолжали хлопать. Приехавшие из других стран считали, что здесь подобные вещи случаются постоянно. Электричество включается, отключается. Местные жители признавали, что это правда. Кроме того, само это отключение показалось им удивительно уместным и правильным, как будто напомнило: «Здесь главное – не смотреть. Здесь главное – слушать». Конечно, всех несколько удивило, что свечи на столах тоже погасли, причем одновременно с лампочками. Но зато воздух наполнился приятным ароматом погасших свечей, сладковатым и умиротворяющим. Ароматом, который говорил о том, что уже поздно и пора спать.

Они продолжали аплодировать. Они воображали, что поцелуй длится в темноте.

Роксана Косс, знаменитая певица-сопрано, была единственной причиной, по которой господин Осокава приехал в эту страну. Господин Осокава был единственной причиной, по которой все остальные явились на этот прием. Вообще-то это было не то место, куда являются охотно. Причина, почему эта страна (кстати, весьма бедная) решила пойти на столь бессмысленные издержки и устроить прием в честь дня рождения иностранца, которого к тому же пришлось долго уговаривать и задабривать, заключалась в том, что этот иностранец был основателем и главой корпорации «Нансей», крупнейшей электронной корпорации в Японии. Сокровеннейшее желание принимающей стороны заключалось в том, что господин Осокава обратит на них милостивое внимание, окажет столь необходимую им помощь: к примеру, в обучении или налаживании торговли. Или в строительстве завода (мечта столь дорогая, что о ней даже боялись говорить вслух), причем дешевый труд принесет прибыль всем заинтересованным сторонам. Развитие индустрии столкнет экономику страны с мертвой точки, то есть с выращивания листьев коки и опийного мака, создаст иллюзию, что страна стремится уйти от производства кокаина и героина, да и сама готовность принять иностранную помощь сделает наркотрафик не столь заметным. В прошлом подобные замыслы никогда не выходили за рамки прожектов, потому что японцы по природе своей всегда грешили излишней осторожностью. Они верили в существование опасностей или в слухи об опасностях в странах, подобных этой, и только приезд господина Осокавы – разумеется, не в качестве исполнительного директора корпорации и не в качестве политика – внушал надежду на то, что протянутая за помощью рука не будет отвергнута. Что ей что-то перепадет из бездонного кармана приезжего японца. Его визит, отмеченный торжественным праздничным обедом, украшенный присутствием оперной звезды, заполненный многочисленными запланированными встречами и осмотром возможной стройплощадки будущего завода, неожиданно сделал эти мечты реальными, как никогда, и атмосфера в зале была приподнятой, просто источала обещания. Введенные в заблуждение мнимыми намерениями господина Осокавы, на приеме присутствовали представители более десятка стран. Все эти инвесторы и послы, которые сами наверняка не посоветовали бы своим правительствам вложить в эту страну даже цент, но охотно поддерживали подобные попытки корпорации «Нансей», теперь кружились по залу в черных смокингах и вечерних платьях, угощались тостами и смеялись.

Что же до самого господина Осокавы, то целью своего путешествия он не считал ни бизнес, ни дипломатию, ни укрепление дружбы с президентом, как об этом позже напишут в газетах. Господин Осокава вообще не любил путешествовать и не был знаком с президентом. Свои намерения – или, вернее, отсутствие таковых – он выразил вполне ясно. Он совершенно не собирался строить здесь завод. Он бы никогда не согласился на путешествие в чужую страну, чтобы праздновать там свой день рождения в присутствии людей, с которыми даже не был знаком. Он никогда не любил его праздновать и со знакомыми, а уж этот свой пятьдесят третий день рождения вообще считал датой, не заслуживающей внимания. Он успел отклонить с полдюжины приглашений этих самых людей на этот самый прием, когда вдруг они пообещали ему присутствие Роксаны Косс.

Но если предлагается такой подарок, как можно от него отказаться? Не имеет значения, что это далеко, некстати и может быть превратно понято. Кому под силу ответить на подобное предложение «нет»?

Но сперва вспомним другой день рождения, одиннадцатый, тот самый, когда Кацуми Осокава впервые в своей жизни услышал оперу. Это была опера Верди «Риголетто». Отец привез его поездом в Токио, и под проливным дождем они вместе отправились в театр. Стоял конец октября, 22-е число, так что ливень был холодным, и улицы покрывал сплошной слой разноцветных опавших листьев. Когда отец с сыном наконец приехали в токийский Метрополитен-холл, их одежда была сырой, несмотря на плащи. Отсырели даже билеты в бумажнике отца. Их места нельзя было назвать лучшими, но, к счастью, вкусы обоих еще не отличались взыскательностью. В 1954 году деньги стоили еще очень дорого, билеты на поезд и в оперу составляли сумму невообразимую. В другую эпоху ребенок вряд ли осознал бы это, но тогда, всего через несколько лет после войны, дети гораздо лучше разбирались в проблемах взрослых и, как правило, прекрасно понимали то, что недоступно детям сегодняшним. В тот вечер отец с сыном долго поднимались по лестнице к своему ряду, стараясь не глядеть вниз, в разверзшуюся под ними головокружительную пустоту. Они кланялись и просили прощения у всех, кто вставал, чтобы уступить им проход по ряду, и наконец откинули сиденья и опустились на свои места. Они пришли очень рано, но другие явились еще раньше, потому что роскошь спокойно посидеть в таком прекрасном месте была включена в цену билета. Они не разговаривали друг с другом, отец с сыном, они ждали начала спектакля, и вот наконец свет погас и откуда-то снизу зазвучала музыка. Из-за занавеса вышли крошечные человечки, настоящие букашки, и начали открывать рты. Вместе с их голосами все пространство вокруг них наполнилось тоской, страданием и беспредельной, безрассудной и отважной любовью, которая каждого из них поочередно привела к смерти.