сама сказала. Именно поэтому! Она мне так и сказала: «Одри, я скоро умру, а ты должна знать правду…»

– Боже. В моем доме это мексиканское мыло! Да она еще сто лет проживет! – возмутился он. – А если она и в самом деле вдруг умрет, ибо никто, кроме Бога, и всё такое… То не вздумай ни на что надеяться!

– На что, папочка?

– Папочка-лапочка-хренапочка. Не вздумай надеяться, что мама умрет, а ты залезешь ко мне в постель, потом уговоришь жениться официально, ведь мы же не родственники, так? Нам ведь можно, так? А потом будешь дожидаться, когда я сдохну, а ты наконец получишь наследство и сольешься в экстазе с этим твоим левожопым философом. Блин, личный друг Жижека, с бензоколонки на углу Куинси и 69-й. Фигушки вам!

– Откуда знаешь? – тихо спросила Одри.

– Он сам всё рассказал. Всего за десять тысяч долларов.

Одри прошлась по комнате.

Села в кресло напротив.

– Папа! – сказала она. – Я хочу учиться в Гарварде.

Развилка и риск

доклад на семинаре

Известный – даже, можно сказать, знаменитый – художник Лопатин выступал на маленькой закрытой встрече одного очень престижного клуба бизнесменов и топ-менеджеров. Делал доклад как раз на эту тему – «Риски и развилки на пути к успеху». Его пригласил старый, еще студенческих времен товарищ, ныне президент этого клуба.

Почему его? Не просто по дружбе. Жизнь художника Лопатина вся состояла из неожиданных и рискованных развилок. Сначала журналист, корреспондент в городской газете – чистый «новостник» и заодно немного фотограф. Потом внезапно – актер и режиссер: несколько заметных ролей в кино и две театральные постановки. Потом – ну, это уже чуточку понятнее: театральный критик и социолог искусства, даже диссертацию защитил. Потом вязкая пауза, безвестность, безденежье, и вдруг – выставка авангардных «мобайл-инсталляций» со статуями-актерами, разноцветными ведрами, льющейся водой и снятием штанов с зазевавшихся зрителей – скандал, шум, успех! А потом – уже сильно за сорок – опять всё с головы на ноги. Два года прилежного ученичества, почти затворничества в школе на острове Црес у хорватки Милы Ягич – и выход в ледяной неоакадемизм: стальные пейзажи и беспощадные портреты, и снова успех, выставки и заказы. Обо всём этом он сто раз говорил в своих интервью.

Теперь предстояло всё это еще разок повторить и объяснить – ради старинной дружбы с президентом клуба, и еще, если правду сказать, – ради трех дней комфортабельного отдыха.

Встреча была в маленьком горном отеле на Северном Кавказе.

Приехали днем, размещались, обедали, отдыхали. Ближе к вечеру собрались на первое заседание.

Народу было человек тридцать – как раз, чтобы заполнить небольшой зал на втором этаже. В широкие окна были видны снежные вершины, лиловые и розовые от закатного солнца.

Ему уважительно похлопали, когда он вышел, раскланялся и взял микрофон. Подул в него, потом отложил и сказал, что всё будет и так слышно. Однако ведущий попросил все-таки микрофон не бросать, потому что ведется запись. Но велел парню за звуковым пультом сделать не так громко и гулко.

Лопатин подробно и занимательно рассказывал, как и почему он совершал все эти повороты. Как он однажды брал интервью у одного очень культового кинорежиссера, прямо на съемочной площадке. Разговорились, и тот – как будто смеха ради – предложил ему сыграть этюд, а потом позвал гримера и оператора, а после этого эпизода были три главные роли. Одна из них была ролью театрального режиссера, и он чудесно сыграл, как ставит «Чайку», и что-то придумывал по ходу съемок, так что продюсер сериала – опять же как будто смеха ради – предложил ему перенести этот спектакль на реальную сцену. Рассказал, как горячо и страстно он возненавидел своих новых коллег, которые не принимали его всерьез: у него же не было ни школы, ни опыта – только случайное везенье и благосклонность старого мэтра. И, чтоб эта ненависть его не сожгла дотла, он бросил актерство и режиссуру и стал злобным – оттого и популярным – театральным критиком, и те же самые люди, что посмеивались над ним, теперь стали искать его дружбы. Рассказал и о живописи. О том, как он сначала принял рисковое решение заняться совсем отвязным театрализованным авангардом, а потом вдруг перешел в лагерь фигуративного искусства.

– Конечно, главный вопрос: как я выбирал новую дорогу и принимал решение по ней двигаться? – говорил Лопатин. – Отвечу искренне и откровенно: не знаю…

Он простодушно развел руками. Все засмеялись.

– Но я знаю другое! – продолжал Лопатин. – Гораздо более важное. Наверное, самое главное. Я всегда был очень строг в выборе партнеров. И деловых, и просто людей, которые были рядом. Они создавали ту волну, то течение, которое толкало меня в нужном направлении, давало мне энергию развития. Я всегда смотрел вперед, я всегда хотел понять, что дадут мне эти отношения. Ну и разумеется, – тут же уточнил он, – что я могу дать взамен. Взаимность! Вот главный принцип. Далее – не унижать и не унижаться. Я начинал как репортер в городской газете, но точно знал, что не пойду подрабатывать в заводскую многотиражку и не стану обивать пороги в центральной прессе или в крутом глянце. Мой принцип – не распускать павлиний хвост среди мелкоты и не лебезить перед грандами и боссами. Нужно выбирать примерно равного партнера. Но именно примерно! Секрет в разнице. Партнер должен быть сильнее – но настолько, чтоб ты реально мог за ним тянуться. Или, когда ты сам станешь сильным, – пусть он будет слабее, но опять же ненамного. Чтоб ты мог стать лидером, а не источником халявы… Как в известной песне: «Но паразиты – никогда!» Не паразитничать самому, но и не допускать, чтоб на тебе паразитировали. Но всё это, друзья мои, в первую очередь касается не режиссеров, не главредов, не галеристов и кураторов, то есть не деловых партнеров, а – не удивляйтесь! – самых близких тебе людей! Тех, кого ты выбираешь в близкие люди.

– Друзей? – спросили из зала.

– Разумеется.

– И даже супругов? – спросил другой голос.

– Дайте-ка я вам расскажу одну историю, – вздохнул Лопатин. – Жил-был юноша, который только что окончил факультет журналистики. И жила-была девушка, которая училась на пятом курсе педагогического института. Короче, я влюбился в нее с первого взгляда. Она была чудесная, красивая, стройная, нежная, обаятельная, излучающая счастье и готовность любить. Кажется, я ей тоже понравился. Кафе. Прогулка. Зазвал к себе. Мучительные поцелуи на диване – но далее ни-ни. «Я девушка». На следующем свидании то же