Он вытащил из сумки газету, оторвал лист и закутал в него ногу, наподобие портянки. Сунул ногу в ботинок, притопнул.

– Покойная бабушка, царствие небесное, рассказывала, как еще до войны, она в штабе служила, вот так от холода спасались. Летчики знакомые научили. Ногу в газетку закрутить, и тепло, – объяснил он. – Один такой летчик потом на бабушке женился, в генералы выбился. Дедушка мой родной, генерал-лейтенант, дважды герой, начальник кой-чего очень важного. Ну а папа – вообще! И с маминой стороны тоже. И вот я, человек с такой семейной биографией, можно сказать, в полном ничтожестве пребываю! А почему?

Я пожал плечами.

– Нет, вы скажите, почему? За что это мне?

Я натянул носок, снова надел туфлю и собрался встать.

– Что ж вы молчите?! – чуть не закричал он. – Я знаю, что вы думаете! Алкаш, пропойца, блудный папаша, детей по свету разбросавший? Мелкий жулик, бездельник? Нет! Бездельник, впрочем, да. Но дело не в этом! За мерзость свою наказан, за гадость и подлость! Вы хоть знаете, что такое, когда человек наказан за мерзость?

– Ваша фамилия Мармеладов?

– Эрудит! – он расхохотался.

Я встал со скамейки, шагнул и почувствовал – опять что-то колет в районе пальцев. Не надо было ставить голую ногу на асфальт. Пришлось снова садиться, снимать туфлю.

– Вот! – театрально воскликнул он. – Судьба вам выслушать меня! Итак. Родился я в одна тысяча девятьсот две звездочки году в большой и богатой семье, в коей и случилось мне стать единственным наследником. А отец мой, крупнейший бизнесмен, незадолго до смерти своей ушел, как это сказать по-русски, в кэш. Превратил всё свое гигантское состояние в деньги. Никаких акций. Только вклады, депозиты, облигации. И всё это стало мое. Мама умерла еще раньше. Я жил в Хилковом переулке. Остоженка, «Золотая миля», а? Квартира девять комнат. Жил один. То есть с помощницей, Дарьей Николаевной. Она у меня была вроде няни, с юных моих лет. Домоправительница и экономка. С женами разводился легко – давал такого отступного, что ой-ой-ой. В пятьдесят восемь лет я снова развелся – как мне казалось, в последний раз. То ли в пятый, то ли в шестой, уж не помню. Все-таки в пятый, да. И вот тут-то и началось самое забавное…

Мне стало интересно его слушать.

Но на всякий случай я делал вид, что ищу камешек в туфле.

– Конечно, женщины у меня были. Всякие-разные кратковременные. Привязываться к женщине я не хотел, да и, честно-то говоря, уже не мог. Да-с. И в смысле истраченной души, да и в самом простом смысле тоже. Моя мужская энергия, вы понимаете, о чем я? Она как-то с годами стала уменьшаться, и скоро улетучилась почти совсем… Вместе с ней пропадало и желание. Я не принадлежал к числу похотливых импотентов, бессильных эротоманов-фантазеров. Я был, так сказать, целостной личностью. Как это по-русски? Кохирент? Или интегрейтед? Но иногда под утро мне снились соблазнительные сны, ну и вместе с ними… – он сделал краткую паузу.

– Я вас понял, – сказал я.

– Вот и отлично! – он взмахнул рукой. – Вы правильно поняли. По утрам я нередко ощущал краткое возвращение мужской энергии. Да и желания тоже возвращались. Но ненадолго. Буквально на десять минут. В эти минуты мне хотелось испытать прежнюю негу и страсть. Но как это сделать? Я ведь живу один, без жены-любовницы-партнерши. Бросаться к телефону и звонить «девушке по вызову»? А? – и он замолчал, вопросительно глядя на меня.

– Ну, например…

– Ах, да что вы такое говорите! Я же вам сказал, что все это на десять, самое большое на пятнадцать минут! Пока дозвонишься, уже всё… В конце концов я посоветовался с Дарьей Николаевной, и мы сделали так. Мы пригласили – вернее, она пригласила – двух-трех девушек на постоянное житье. Вернее, чтобы они здесь ночевали. Я же говорю, квартира у меня огромная, мы им выделили комнату рядом со спальней.

– То есть чтобы они тут же прыг-скок, как только, так сразу? – мне стало еще интереснее.

– Именно! Правильно!

– А почему две-три?

– У космонавта всегда есть дублер. Мало ли что!

– То есть вы, вместе с вашей горничной, наняли проституток? Как бы на постоянную работу?

Он тяжело вздохнул.

– Вы правы. Да, да, именно! – он вздохнул еще тяжелее. – Это ведь мерзко, это ведь гнусно – нанимать проституток. Особенно в свете новейшей морали. Говорят, в Швеции клиентов наказывают еще строже, чем самих проституток. Впрочем, это и по старой морали тоже не шибко хорошо. Я был самодовольный богатый дурак. Нет, я не прошу снисхождения, я просто объясняю. Я думал, что даю девушкам заработать, причем неплохо. О нравственной стороне дела я не думал совсем. Но жизнь меня наказала. Судьба наказала. Бог наказал.

– Слишком строго наказал вас Бог за пользование платными секс-услугами, – я усмехнулся. – Строже, чем в Швеции. Не обижайтесь. На месте Бога я бы ограничился крупным штрафом…

– Какой добрый! Потому и не Бог! – хохотнул он в ответ, но тут же посерьезнел. – Но дело не в девочках… Вернее, не только в них. А еще точнее, не в них вовсе. Итак. Одним вот таким утром мне что-то приснилось, помню что, но рассказывать не стану, сами можете легко вообразить, и на излете сна возник прилив энергии…

«Ой-ой-ой, – подумал я, – он слишком красиво болтает, забавно бы понять, кто он? Впрочем, неважно».

А он продолжал:

– Почувствовав это, я нажал на клавишу на прикроватной тумбочке. Дарья Николаевна отозвалась сию секунду. «Утренняя нега!» – произнес я наш пароль, она нажала отбой, и буквально через несколько мгновений я услышал сладкий топот босых ножек по паркету. Приоткрылась дверь спальни, и вбежала девушка – да, именно вбежала, таков был ритуал, – юная, стройная, но с красивой фигуркой, вы понимаете, ммм? – с распущенными по плечам светлыми волосами, почти голая, то есть в одной только футболке, она улыбалась мне – и вдруг! И вдруг упала! Запнулась за какую-то дурацкую складку на ковре – беспомощно взмахнула руками, потому что ковер резко поехал по паркету… И она упала лицом, прямо щекой и немного носом – упала на угол мраморной доски старинного комода – у меня спальня была такая, антикварная… Кровь хлынула, на ее чудесные губы, на белую короткую футболку и даже на живот. Она тоненько заплакала от боли и страха. Боже! У меня всё разбилось и переломилось внутри, я почувствовал такую боль, жалость и раскаяние, и нежность к этой девушке… И я закричал: «Скорую! Врача! Немедленно!» – и подбежал к ней, не стыдясь того,