– Правда? Обещаешь?

Улыбка, озарившая ее лицо, ошеломила Джастина, ибо из взрослой девушки она мгновенно превратилась в ребенка, даже не школьницу, а ясноглазую доверчивую малышку. Вдруг стало крайне важно сдержать данное ей обещание. Джастин сам не знал, почему так озаботился покупкой мороженого и даже спросил, какой сорт она предпочитает, зачем соврал, что ему тоже нравится патбинсу, хотя вообще не любил мороженое, и отчего заинтересовался содержанием дневника, беспокоясь, что хозяйка его угодит в беду. Какое ему дело до незадачливой провинциалки, поверившей, что богатый ухажер бросит семью и женится на ней? Эти девушки ничего не понимали. Не знали жизни. Юные создания, они думали, что вся жизнь состоит из концертов поп-музыки, мороженого и котят, но вот уже слегка отведали ее горечи. Жаль, если им придется испить полную чашу, однако он не в силах этого предотвратить.

– Хорошо, возьму патбинсу, – сказал Джастин.

Следующим вечером они сидели на крыльце и лакомились мороженым. Девушка сказала, что ее зовут Яньянь, Джастин назвал свое имя, и она несколько раз его повторила, радуясь непривычному звучанию. В китайской манере она произносила имя в два слога, Чжаст Ин, с восходящей и ниспадающей интонацией, превращая его в нечто особенное и красивое. Джастин всегда считал свое имя самым обычным и даже не предполагал, что кто-то найдет его забавным.

Яньянь рассказывала о своей жизни подробно, не торопясь. Джастину всегда говорили, что он умеет слушать, и это воспринималось им как характеристика человека, которому нечего сказать, этакого поглотителя, а не излучателя. Бывало, он с головой погружался в интересный разговор, а собеседник вдруг смолкал и потом говорил: «Знаешь, ты прекрасный слушатель». Джастин считал подобное выражение эвфемизмом унылого сухаря, но сейчас все это не имело значения. Яньянь хотела выговориться, хотела, чтобы ее выслушали, и не нуждалась, чтобы кто-то поддерживал беседу.

И вот так в этот и последующие вечера Джастин узнал, что родом она из поселка в провинции Фуцзянь, служила в компании по производству пищевых добавок, но год назад потеряла работу. Вины ее в том не было, она ничем не проштрафилась, но в продукции, которую экспортировали в Соединенные Штаты, обнаружилась какая-то зараза, и фирма лопнула. Яньянь тяжело переживала это событие, которое, как она выразилась, «подорвало ее уверенность в себе». С детства она была неженкой и мечтательницей. Однажды прочла статью о похищениях инопланетянами в провинции Хунань и убедила себя, что именно это случилось и с ней. Как иначе объяснить временами снившийся ей ослепительный свет или ощущение, что она отделилась от своего тела? Теперь ей не хватало духу выйти из квартиры, иногда она проводила вообще весь день в постели. Внешний мир пугал, даже выход на крыльцо для нее был подвигом. С появлением соседки, которая вносила деньги за жилье и покупала вкусную еду, жизнь стала гораздо лучше, но…

– Что – но?

– У нее есть секреты. О многом, даже интимном, она рассказывает, но самое главное скрывает.

– Почему?

Яньянь вздохнула и улыбнулась, словно разъясняя очевидное ребенку.

– Потому что собирается уехать, но не хочет меня огорчать. Вот я и читаю ее дневник, узнаю, что творится в ее голове, чтоб быть готовой к ее отъезду.

– Об этом записано в дневнике?

– Нет, но рано или поздно все уезжают. – Яньянь пожала плечами: – В Шанхае никто не остается в одном месте навсегда. И ты уедешь, и я.

Это верно, подумал Джастин. Он оставил свои координаты риелторам, и теперь его телефон изобиловал сообщениями о шикарных квартирах в районах Лувань и Сюхой, где обитали иностранцы. Стоило только перезвонить, и через пару дней он получит новое жилье. Об этом Джастин умолчал, но его и не спрашивали.

– Теперь расскажи о себе, – сказала Яньянь. – Ты не очень-то разговорчивый.

– Особо нечего рассказывать. У меня очень скучная жизнь.

– Наверное, с массой секретов.

Джастин рассмеялся и встал.

– Если б я, по примеру твоей соседки, завел дневник, он был бы пуст.

11

寻根究底

Глубоко вникай во всякую проблему

Газеты никак не отыщут недостающие фрагменты мозаики: какой была жизнь Гари до переезда в убогий дядюшкин дом на окраине Кота-Бару? Как звали его мать, чем она занималась? В девять-десять лет он уже был испорченным мальчишкой? В детстве над ним надругались? След остыл, и ответы вряд ли найдутся в этой весьма унылой части Северной Малайзии. Через пару недель приезжие репортеры начинают уставать от второсортных отелей, в которых дважды в день вырубается электричество, и сочетания исламских законов с застоем в развитии, что означает отсутствие крутых баров, кинотеатров, дансингов, нехватку выпивки и, разумеется, девиц. Кроме того, телеканалы уже потеряли интерес к Гаригейту, как кто-то провидчески окрестил сие мелкое происшествие.

Вот если б удалось отыскать Гари и взять у него исчерпывающее интервью, в котором он во всех подробностях поведает о своей никчемной жизни и пустит слезу, прося прощения за былые проступки, тогда, наверное, история считалась бы завершенной и жизнь его могла возродиться. Но Гари недоступен для репортеров. Звукозаписывающая фирма заявляет, что у него период самоанализа. Многие блогеры уверены, что речь о передозировке, и даже самые дешевые бульварные издания не горят желанием порассуждать о его судьбе.

Но в кои-то веки за все время его некогда блестящей короткой карьеры пресс-релиз не солгал. Гари и вправду размышляет о себе. Не по доброй воле, а лишь потому, что впервые за долгие годы безвылазно сидит в гостиничном номере. Никаких творческих встреч, интервью, танцевальных репетиций с девушками в сексуальных нарядах инопланетянок и ночных записей в студии. Заточенный в своей комнате, он смотрит на шанхайский горизонт и магистральные ленты эстакад, убегающих вдаль и сплетающихся друг с другом, на золотое сияние Цзинъаньсы[35] посреди офисных зданий и толпы туда-сюда снующих людей, у которых, несмотря на расстояние, можно различить детали одежды и всякие атрибуты: алый плащ, шевиотовый макинтош, желтый рюкзак. Все куда-то спешат, всякий человек полон надежд, каждый с нетерпением ждет следующего сердечного такта своей жизни.

Только не Гари.

Телевизор постоянно включен на канале «Дискавери», фон из беспрестанного движения и нескончаемой жестокости почему-то успокаивает. Косатки пожирают тюленей, змеи заглатывают свиней. Вот одна ящерица поедает другую, похоже, сородича, только меньшего размера. Но трапеза не задалась: зажатая в челюстях большой ящерицы, маленькая извивается и дрыгает задними лапками, точно наэлектризованная. Отчего-то разбирает смех. Теперь многое, что показывают по телевизору, Гари кажется смешным.

На экране ноутбука, что лежит перед ним, раскрываются, будто цветы-однодневки, оконца бесчисленных чатов, к полудюжине которых он присоединился одновременно. Чаще всего