Как всегда, Жюль Верн набрасывает текст карандашом, потом по карандашным строкам, всегда внимательно просматриваемым и редактируемым лично Этцелем, проходится чернилами, а затем и раз, и два, и три, сколько понадобится, правит текст в гранках.

Матросы с яхты «Дункан» случайно находят в желудке выловленной ими акулы стеклянную бутыль, густо обросшую ракушками. В бутыли — подмокшая записка. Прочитав сохранившиеся обрывки текста (на нескольких языках, кстати), лорд Гленарван, владелец «Дункана», не колеблясь, отправляется в Лондон — в Морское министерство, потому что из найденной записки следует, что несколько лет назад у некоего южного острова (название его неизвестно) в Тихом океане потерпел крушение корабль шотландского капитана Гранта.

Впрочем, лорды Морского министерства не слишком торопятся помочь.

Да, конечно, капитан Грант служил Англии, но в южные моря ушел самовольно, не докладывая об этом Морскому министерству, поскольку решил основать на одном из безымянных островов свободную шотландскую колонию. Как многие представители знатных шотландских семейств, капитан Грант считал Англию поработительницей. «Мечтал ли он, что его колония когда-нибудь, по образцу Соединенных Штатов Америки, добьется независимости? Той независимости, которую неизбежно, рано или поздно, завоюют Индия и Австралия?» Возможно! Своих детей — Роберта и Мэри — капитан оставил на попечении своей старой двоюродной сестры и в 1861 году ушел в плавание.

А судьба — она и есть судьба: сестра умерла, дети остались одни…

«Дети капитана Гранта» — светлый роман. Герои его никогда не оставляют друг друга в опасности. Может быть, в романе не хватает сильных любовных чувств, но это ведь для приключенческого романа необязательно. «Ах, если бы я мог описать пару адюльтеров, — жаловался издателю Жюль Верн. — Я бы тогда и двадцать книг писал бы быстрее, чем сейчас три!»

Но у приключенческих романов свои законы.

«Эдуард, — сказала леди Элен Гленарван своему благородному мужу. — Вы решили начать нашу супружескую жизнь с поистине доброго дела. Вы собрались на яхте повезти меня по всему миру, устроить чудесную увеселительную поездку по разным морям, но прошу вас, подумайте: разве это наше удовольствие может быть сравнимо с величайшим удовольствием вернуть отца бедным детям?»

Таковы все герои этого счастливого романа.

Наверное, собственные беды каким-то образом очищали Жюля Верна.

В романе все — один к одному. Мужественный Джон Мангле, капитан «Дункана», воспитан в доме Гленарванов. Он предан им всей душой, он прям и правдив и всегда говорит вслух то, что думает. Дружеское отношение к юной Мэри быстро перерастает у капитана в нечто большее. А сама Мэри всегда, всегда, действительно всегда готова помочь любому. Даже злодей Айртон (пират Бен Джойс) вызывает у нее сочувствие — ведь когда-то он был добрым христианином и служил ее отцу. О майоре Мак-Наббсе, человеке сдержанном и умном, в романе сказано: «Единственной слабостью его был неумеренный шотландский патриотизм». Даже морской чин майор Мак-Наббс получил в 42-м полку горной гвардии, командный состав которого пополнялся исключительно шотландскими дворянами. Юмор майора прост, иногда черен. Когда Жак Паганель завистливо восклицает: «Как?! Вы обогнули мыс Горн, а меня не было с вами?!» — майор мимоходом бросает ему: «Ну так повесьтесь!»

Жюль Верн всегда симпатизировал шотландцам.

Не удивительно. В родословной матери Жюля Верна прямо указывалось: «Госпожа де Ласе — дочь Роже Аллот де ла Фюи и внучка генерала Жоржа Аллот де ла Фюи… В 1462 году Н. Аллот, шотландец, прибыл во Францию для несения службы в отряде шотландских гвардейцев… За услуги, оказанные королю Людовику XI, возведен в дворянское звание…»

Ну а что касается англичан — у них свои взгляды и странности.

Жак Паганель, весьма знающий натуралист, изумлен результатами экзамена, которому он подверг мальчика Толине, учившегося в Мельбурнской нормальной школе. Разумеется, все предметы в этой школе вели англичане, поэтому, наслушавшись их, умный мальчик посчитал, что вся Австралия, Новая Зеландия, Тасмания и прилегающие острова принадлежат и всегда принадлежали англичанам.

— А Новая Каледония, Сандвичевы острова и архипелаг Таумоту? — спрашивает мальчика Жак Паганель.

— Они находятся под прямым протекторатом Великобритании, — не раздумывая, отвечает Толине.

— А может, они находятся под протекторатом какой-то другой страны, скажем, Франции? — переспрашивает натуралист.

— Ни в коем случае, — уверяет ученик Мельбурнской нормальной школы. — Вся Южная, и Восточная, и Западная Азия принадлежит Англии. И вся Африка со всеми ее островами. И вся Америка. Всё-всё-всё!

— Но, может, ты забыл еще о некоторых странах, мой мальчик? — насмешливо напоминает Жак Паганель.

— О каких это еще? — искренне удивляется Толине.

— Ну, скажем, о таких, как Испания, Россия, Пруссия, Австрия, Франция.

— Да ну, — знающе отмахивается Толине, — никакие это не страны, а так… английские провинции…

Всё зло в мире — от невежества.

Вот беседуют честный майор Мак-Наббс и добросердечная самаритянка леди Элен.

Рост местных туземцев, знающе указывает майор, от пяти футов четырех дюймов до пяти футов семи дюймов. Цвет кожи темный, но не черный, а вроде старой сажи. У них длинные руки, выпяченные животы, лохматые волосы. Тела густо татуированы, испещрены шрамами от надрезов, сделанных в знак траура при погребальных обрядах. Трудно вообразить человеческие лица, которые так мало отвечали бы общепринятому европейскому идеалу красоты: огромные рты, носы приплюснутые и словно раздавленные, выдающиеся вперед челюсти.

«— …это, несомненно, обезьяны, только породистые, — замечает майор.

— Но, Мак-Наббс! Это же люди! — восклицает леди Элен. — Зачем вы так говорите? Неужели вы оправдываете тех, кто преследует этих несчастных?

— Люди? Какие люди? — удивляется майор. — Нет, леди Элен, нет! В лучшем случае они — нечто вроде промежуточного звена между человеком и орангутангом. Сравните профиль орангутанга и местного туземца, и вы убедитесь в их полном и неоспоримом сходстве».

В конце концов, даже добросердечная самаритянка леди Элен начинает сомневаться в том, что указанные существа — люди, что они одарены вечной душой.

«Мой дорогой Мак-Наббс, — неуверенно говорит она. — Надеюсь, вы все-таки понимаете, что австралийцев не стоит считать обезьянами? Они вовсе не обезьяны. Вам, наверное, следует отказаться от своих слов».

Майор улыбается:

— Ну, хорошо, кузина. Я откажусь от своих слов, если вам этого хочется. Но вы меня не убедили. Если австралийцы не обезьяны, то уж их обезьяны — точно австралийцы.

— Как так, майор? Почему вы так думаете?

— А вспомните, что сами чернокожие говорят об орангутангах.

— А что они такого о них говорят? — искренне удивляется леди Элен.