– Полагаю, что смогу убить многих. А теперь повернитесь ко мне спиной.

И он подкрепляет свои слова взмахом тяжелой трости. После недолгого колебания Самнер повинуется. Пока Дракс быстро одевается, судовой врач разглядывает темные деревянные панели, которыми обшиты стены каюты. По затылку, думает он, или сбоку, над виском? Один удар или два? Если он сейчас закричит, то, быть может, кто-нибудь услышит его. Но он не кричит. Вместо этого он закрывает глаза и замирает, затаив дыхание. Он ждет, когда ему на голову обрушится смертельный удар.

И вдруг снаружи раздается какой-то шум. Громкий гул голосов. Дверь каюты резко распахивается, и уши у него закладывает от грохота выстрела. На голову Самнеру сыплются щепки и пыль с потолка. Он оборачивается и видит, что в дверях каюты стоит Блэк, и ствол дробовика у него в руках направлен прямо в грудь Драксу.

– Передай трость Самнеру, – командует ему Блэк.

Дракс не делает попытки пошевелиться. Рот у него приоткрылся, и между розовых губ виден влажный язык.

– Я могу убить тебя на месте, – говорит Блэк, – а могу отстрелить тебе яйца, чтобы ты помучился немного и истек кровью. Как тебе больше нравится?

После недолгой паузы Дракс кивает, слабо улыбается и протягивает трость Самнеру. Блэк входит в каюту и окидывает взглядом Браунли и Кэвендиша, лежащих на полу в лужах крови.

– Что здесь происходит, будь я проклят? – спрашивает он.

Дракс пожимает плечами и смотрит на детский зуб, лежащий на столе там, где оставил его судовой врач.

– Этот зуб – не мой, – говорит он. – Доктор выковырял его из моей руки, но как он попал туда, остается для меня тайной за семью печатями.

Вот уже четверо суток Браунли без сознания лежит на своей койке. Глаза у него открыты, но дышит он едва-едва. Левая сторона у него обезображена ударом трости и почернела. Один глаз почти совсем заплыл. Из уха сочится какая-то слизь; на лбу, в том месте, где кожа рассечена, виднеется белая кость. Самнер полагает, что вряд ли капитан придет в себя, а если и останется жив, то рассудок к нему уже не вернется. По собственному опыту он знает, что человеческий мозг не терпит подобного с собой обращения. Если череп пробит, то положение оказывается почти безнадежным, и вероятность фатального исхода становится почти неизбежной. Он уже видел подобные ранения на поле боя, полученные вследствие удара саблей или шрапнели, нанесенные прикладом ружья или копытами лошади – за потерей сознания следует кататония[64]. Иногда раненые кричат, как безумные, или плачут, как дети; что-то внутри у них (душа?) ломается и идет наперекосяк. Они блуждают в потемках собственного разума и теряют ориентацию. Им лучше умереть, думает он, чем влачить жалкое существование в сумеречном полусвете умалишенных.

У Кэвендиша сломан нос, и он лишился нескольких передних зубов, но в остальном ничего особенно страшного с первым помощником не произошло. Проведя некоторое время в постели, потягивая бульон из большой разливочной ложки и приняв несколько доз опия в качестве болеутоляющего средства, он встает и вновь приступает к своим обязанностям. Пасмурным утром, когда на горизонте теснятся штормовые тучи, а в воздухе пахнет близким дождем, он собирает команду на баке и объявляет, что принимает на себя командование «Добровольцем» до тех пор, пока не поправится Браунли. Генри Дракс, заверяет он, непременно будет повешен в Англии за совершенное им убийство и попытку мятежа, но сейчас он закован в кандалы и помещен в трюм, лишившись возможности и далее творить зло, и потому не сможет помешать им благополучно продолжить плавание.

– Вы можете спросить, как такой монстр мог стать одним из нас, но у меня нет ответа на этот вопрос, – говорит он. – Он обманул меня точно так же, как обманывал любого. В свое время мне довелось иметь дело с извращенцами и злонамеренными уродами, но все они, должен признаться, Генри Драксу и в подметки не годятся. Если бы наш славный мистер Блэк, который сейчас присутствует здесь, предпочел разрядить тогда свой дробовик ему в грудь, когда была такая возможность, я бы не стал оплакивать злодея. Но теперь он заперт, словно дикий зверь, коим и является на самом деле, и не увидит дневного света до тех пор, пока мы не высадимся на берег в Халле.

Что до экипажа, то чувство невероятного изумления, вызванное событиями, происшедшими в капитанской каюте, вскоре сменяется всеобщей уверенностью, что их нынешнее плавание проклято. Они вспоминают жуткие истории, которые рассказывали о «Персивале», когда моряки умирали, сходили с ума и пили собственную кровь, чтобы остаться в живых, и спрашивают себя, что на них нашло, если они завербовались на корабль, которым командует человек, печально известный своим внушающим страх невезением. Хотя корабль набит ворванью меньше чем на четверть, они ничего так не желают, как повернуть обратно и вернуться домой. Они боятся, что худшее еще впереди, и предпочли бы оказаться дома с пустыми карманами, но живыми, чем погибнуть во льдах Баффинова пролива.

Если верить Блэку и Отто, которые не считают нужным держать свое мнение при себе, то в эту пору находиться в здешних водах слишком опасно – большинство китов уже откочевали на юг и, чем дальше на север они заберутся, пока лето идет на убыль, тем больше вероятность столкнуться с тяжелыми льдами. Они утверждают, что Браунли руководствовался собственными навязчивыми идеями, изначально направляя корабль на север, но теперь, когда он больше не командует судном, самое разумное – вернуться в Пондз-бэй вместе с остальным флотом. Кэвендиш, впрочем, не обращает внимания на суеверные страхи экипажа или предложения других офицеров. Они упорно продолжают идти на север в компании «Гастингса». Вдалеке они дважды замечают китов и оба раза спускают на воду шлюпки, но безуспешно. Когда они оказываются у входа в пролив Ланкастера[65], Кэвендиш приказывает спустить вельбот и сам садится на весла, чтобы нанести визит на «Гастингс» и посовещаться с Кэмпбеллом. По возвращении, за ужином в кают-компании он сообщает, что они войдут в пролив, как только во льдах откроется подходящий проход.

Блэк перестает есть и во все глаза смотрит на него.

– Еще никому и никогда не удавалось поймать кита так далеко на север в августе, – говорит он. – Можете почитать архивные записи, если не верите мне на слово. В лучшем случае мы лишь напрасно тратим время, а в худшем, войдя в пролив, подвергаем свою жизнь опасности.

– Нельзя получить прибыль, не рискуя время от времени, – небрежно отзывается Кэвендиш. – Вам следует проявить капельку больше отваги, мистер Блэк.