– Я был внизу, когда его затерло льдами, – невозмутимо продолжает Дракс. – И потому видел все собственными глазами. Корабль действительно пострадал, но отнюдь не смертельно. Скоро льды разойдутся, и ты сможешь отправить вниз Мак-Кендрика с его чеканочным молотком, чтобы он законопатил швы; он справится.

Кэвендиш, обдумав его слова, отправляет кузнеца на лед. Они с Драксом остаются одни на полупалубе.

– Если ты не захлопнешь свою вонючую пасть, – говорит ему Кэвендиш, – я отправлю тебя туда, откуда ты пришел, и посмотрю, как ты выпутаешься.

– Корабль не тонет, Майкл, – спокойно возражает Дракс. – Ты, конечно, хотел бы совсем иного, но он не тонет. Я могу пообещать тебе это.

Три недели, проведенные в холоде и темноте носового трюма, похоже, никак не сказались на Драксе. Выйдя на палубу, он выглядит прежним, ничуть не сломленным, словно его заточение было всего лишь необходимой интерлюдией, после которой теперь только и начинается самое интересное. Палуба под их ногами вздрагивает, и корабль стонет, жалуясь на давление ледовых полей, сжимающих его все сильнее.

– Послушай, как он визжит, – говорит Кэвендиш, – скрипит и воет, словно дешевая шестипенсовая шлюха. И ты серьезно думаешь, что он способен выдержать такое давление, даже если еще и не получил пробоины в носу и корме?

– «Доброволец» – славное крепкое судно, с двойными обводами и усиленным корпусом: кницами ледового подкрепления, ледовой обшивкой, распорками и прочим. Он старый, но вовсе не слабый или прогнивший. Я бы сказал, что даже сейчас он способен выдержать сильное давление.

Солнце, которое никогда не заходит полностью, вновь начинается карабкаться вверх по небосклону. Тень от корабля падает на лед по левому борту и начинает расширяться. На севере и юге пурпурными искрами вспыхивают горные вершины. Кэвендиш снимает зюйдвестку, чешет в затылке и оглядывается на людей, которые по-прежнему работают на льду. Из рангоутного дерева, шестов и гиков лиселей они сооружают палатки и разводят костры на железных треножниках.

– Если он не потонет сейчас, я всегда могу утопить его позже.

Дракс согласно кивает головой.

– Это – правда, – говорит он. – Вот только выглядеть это будет и вполовину не так хорошо. Ты же построил гребаный ледовый док.

Кэвендиш улыбается.

– Нам повезло, что он разрушился именно так. Такое не часто случается, верно?

– Да, верно. И, похоже, что и на береговом льду вам тоже ничего не угрожает. Кэмпбелл легко сможет отверповать корабль сюда, если откроется подходящее разводье. При удаче вам придется пройти не больше мили или двух, чтобы добраться до него. А все остальные, как мне представляется, будут думать, что корабль уже раздавлен льдами. Ожидать от них неприятностей не стоит.

Кэвендиш кивает.

– «Доброволец» не должен пережить сегодняшний день, – говорит он. – Он просто не может это сделать.

– Если ты позволишь ему, он переживет его запросто, а вот если оторвать одну или две доски обшивки, он точно потонет. Дай мне десять минут времени и топор, и я спущусь вниз. К чему тянуть?

Кэвендиш глумливо ухмыляется.

– Ты убил Браунли тростью для ходьбы, а теперь всерьез надеешься, что я собственными руками вручу тебе гребаный топор?

– Если ты мне не веришь, спустись в трюм и посмотри сам, – отвечает Дракс. – Проверь, не обманываю ли я тебя.

Кэвендиш облизывает губы и принимается расхаживать по палубе. Ветер ослабел, но рассветный воздух стыл и плотен. Снизу доносятся крики людей, а корабль под ними продолжает жутко стонать и поскрипывать.

– Зачем ты убил мальчишку? – спрашивает у Дракса Кэвендиш. – Для чего тебе понадобилось убивать Джозефа Ханну? Какой тебе был от этого прок?

– Человек не всегда думает о выгоде.

– А о чем он тогда думает?

Дракс пожимает плечами.

– Я поступаю так, как должен. И не люблю долгих размышлений.

Кэвендиш качает головой, отпускает грязное ругательство и запрокидывает голову к бледному небу. Спустя несколько мгновений он подходит к фальшборту и кричит юнге, чтобы тот принес ему топор и фонарь. Двое мужчин спускаются на твиндек, а оттуда – в носовой трюм. Дракс идет первым. Воздух внизу сырой и холодный, и вот желтый луч фонаря освещает распорку, трюмные бимсы и ребристую поверхность штабелированных бочек.

– Сухо, как в гребаной пустыне, – говорит Дракс.

– Убери-ка вон оттуда несколько бочек, – приказывает ему Кэвендиш. – Клянусь, что я и отсюда слышу течь.

– Это всего лишь подтекание, а не течь. В час по чайной ложке, – отзывается Дракс.

Он присаживается на корточки и отодвигает сначала одну бочку, а потом и другую. Оба мужчины наклоняются к проему и всматриваются в темноту рядом с изгибом борта. Вода действительно просачивается в щель, образовавшуюся там, где доски обшивки разошлись под напором льда, а конопатка отвалилась, но признаков серьезного повреждения по-прежнему не наблюдается.

– Проклятье, – шепчет Кэвендиш. – Проклятье. Как такое может быть?

– Как я и говорил, – отзывается Дракс. – Напор сильный, но борт лед не пробил.

Кэвендиш откладывает в сторону топор и фонарь, и они вдвоем начинают отодвигать бочки, пока не оказываются на самом нижнем ярусе и перед ними не предстает обшивка правого борта.

– Он не потонет, если ты сам не утопишь его, Майкл, – говорит Дракс. – Только так, а не иначе.

Кэвендиш качает головой и тянется за топором.

– В этом гребаном мире просто так ничего не бывает, – говорит он.

Дракс отступает на несколько шагов, чтобы не мешать старпому размахивать топором. А Кэвендиш вдруг застывает на месте и оборачивается.

– Это не накладывает на меня никаких обязательств, – говорит он. – Я не могу освободить тебя. Особенно после Браунли. Юнга – одно дело, что само по себе уже достаточно плохо, но только не проклятый капитан.

– А я тебя ни о чем и не прошу, – заявляет в ответ Дракс. – Я и не собирался.

– Тогда что тебе нужно?

Дракс передергивает плечами, хмыкает и становится серьезным.

– Если такое время когда-либо наступит, – медленно говорит он, – я прошу тебя не мешать и не вставать у меня на пути. Позволить событиям идти своим чередом.

Кэвендиш кивает.

– Я закрою глаза, – говорит он. – То есть вот чего ты хочешь.

– Это время может никогда и не наступить. Меня могут повесить в Англии за то, что я сделал, и это будет вполне справедливо.

– Но если оно когда-нибудь наступит…

– Да, если оно когда-нибудь наступит.

– А как насчет моего проклятого носа? – интересуется Кэвендиш и показывает на него пальцем.