а то и троились в мигом наполнившихся слезами глазах. Многократно тягуче повторяемое: «Не сыпь мне соль на ра-ану-уу…», гул пьяных голосов, звяканье посуды и немой вопрос в глазах жаждущих выпивки морских волков: «Спирт принёс?»

Последняя бутылка хунтотовки была опорожнена мгновение назад, и в данный конкретный момент ею заряжался торпедный аппарат. Один из почётных гостей – минёр с МПК «Небздящий», ой, извините… «Бесстрашный» – чётко, совершенно по уставу, отдавал команды, а маленький худощавый одессит в натянутой до ушей чёрной офицерской пилотке (минёра) их проворно выполнял. Вот по команде «аппарат к стрельбе торпедой приготовить!» бутылка легла на комингс открытого иллюминатора горлышком вперёд. По команде «товсь!» одессит задрал повыше заднюю крышку и по команде «пли!» отпустил её. Крышка хлопнула по донышку бутылки и вытолкнула её наружу. Снизу раздался характерный плеск, народ одобряюще загудел. «Торпеда вышла, откат нормальный!» – залихватски козырнув, доложил новоявленный торпедист довольному, расплывшемуся в сладчайшей улыбке минёру. Была ли поражена какая-нибудь цель – неизвестно, но одно я узнал совершенно точно: за сегодня это был уже десятый торпедный залп. Промелькнула мысль: если судно простоит здесь хотя бы с неделю, то на карту можно будет смело наносить новую навигационную опасность – рукотворный бутылочный риф.

Между тем наша с Васей благоразумно сделанная заначка пришлась очень кстати. Две бутылки хунтотовки от друга Хуаня спасли не только положение, но и беднягу Бориса от линчевания. Его робкие попытки оправдаться, предъявление шишек и порезов на голове вызывали лишь хохот и язвительные шутки:

– Тебя только за смертью посылать!

– Это точно! Взял вот, душегуб, утопил хунтота…

– Борь, эк он тебя отоварил!!! Хорошо ещё, что не ограбил, карманы не вывернул и вообще не раздел! – юродствовал, разливая водку по стаканам, говорливый дракон-боцман по кличке Бельмондо. Каюта, в которой происходило мероприятие, была его, и Жора Бельмондо изо всех сил старался изображать гостеприимного хозяина.

Кроме Жоры и Бориса в каюте находилось ещё много народу. Был тут и наш друг Гена, механик с МПК. Обрадовавшись нашему появлению, будучи здесь уже за своего, он растолкал народ и определил нас на лучшие места. Мы стали знакомиться, представляться, жать друг другу руки, но я тут же забыл, кого и как зовут. Помню только, что младшего штурмана теплохода «Колыма» звали Вадик Шишаморов (почти однофомилец Гены), а одного из мотористов – Мыкола Забейгроб. Помню, что Мыкола сначала придуривался, говорил по-украински, но как напился, стал путаться и перешёл на русский.

Между тем подначки проштрафившегося Бориса продолжались.

– Ты же, Боря, боксёр, как же так? Неужто на каратиста нарвался? Нахрена ты ему бутылку-то отдал? Подержать, что ли? А, понимаю! Чтобы руки освободить, получше размахнуться и в рог зарядить с правой! – зубоскалил, не отставая от боцмана, стармех-дед. Был он уже достаточно пожилой дядечка, лет под шестьдесят, звали его Демократ Иванович, и фамилия была под стать – Кржижановский.

Не отставали от деда и другие острословы:

– Борису не наливаем, он уже литряк спирта на голову принял…

– Кило спирта на рыло, ну ты бухар эмирский!

– Шилом провонялся… я рядом сижу, меня уже торкнуло.

– Когда водка кончится, Борькой будем занюхивать!

Борис на подначки не реагировал, он был занят тем, что приводил себя в порядок. Отойдя в угол каюты, он наклонился над раковиной и под струёй воды вымывал из кучерявой шевелюры осколки стекла, затем долго вычёсывал их крупной расчёской.

Разговор между тем вернулся к прерванной нашим появлением теме – дед Демократ Иванович делился воспоминаниями своей бурной моряцкой жизни. Несмотря на достаточно солидный возраст, это был иссиня-жгучий брюнет, довольно полный, пышущий энергией и здоровьем, внешне напоминающий тип хрестоматийного барыги-одессита: необъятная лоснящаяся лысина, весёлые продувные глаза, упругие, как два наливных яблока, щёки, отлично видимые даже со спины и никогда не сходящая с лица лукавая полуулыбочка. Предоставив на суд слушателей несколько остроумных баек, узнав от Гены, что мы подводники, дед тут же вспомнил случай, подобающий теме:

– А вот ещё... В мореходке я был, на практике после третьего курса… на Балтике…. В такую историю влипли… Я за моториста тогда исполнял на МРСе. Идём, значит, самым малым, снасть за собой тащим. Погода хорошая, тишь да гладь. Я в машине сижу, ничего не вижу, что наверху творится, только по трубе переговорной слышу. Вдруг орёт капитан сверху:

– Машина! Какого чёрта встали? Держать малый вперёд! – и машинным телеграфом туда-сюда дёргает, репетует.

Мех ко мне:

– Что такое?

– Да всё нормально, – отвечаю. – Вот, на репитере малый ход, вот тахометр – 120 оборотов. Что им там ещё надо?

– Держу малый ход, всё нормально! – отвечает мех на мостик.

– Какое на хер нормально! – ревёт в трубу кэп. – Почему назад пятимся? Кто давал команду «назад»? Средний вперёд! Полный!

Ни черта, конечно, не понятно, кто там куда пятится, и какой вообще идиот может ходить в снастях средним и тем более полным ходом, но наше механическое дело – малое: нам говорят – мы выполняем. Дали мы средний, потом полный. Сейнер задрожал, встрепенулся, даже нам внизу слышно, как винт за кормой лопастями воду молотит.

– Механик, чья сегодня очередь пьяным быть? – снова ревёт с мостика капитан. – Я сказал: вперёд полный! Почему назад движемся?!

Тут мех усомнился. Проверил ещё раз сам. Всё правильно, вал в нужную сторону крутится, винт – так за кормой молотит, что от вибрации уже зубы стучат, дифферент на корму, корма просела, нос на редан. Сейнер лететь должен, как птица. Выругался, с места сорвался, побежал на мостик. Через минуту падает тело вниз. Бледный. Меня оттолкнул, сам к управлению. Упёр ручку в ограничитель «самый полный» и опять на мостик. Тут и я почувствовал – дело неладно. Дифферент на корму резко попёр, нос задирается. Я с табуретом вниз поехал. С верстака инструменты посыпались, графин по конторке заскользил и – дзинь

– вдребезги о палубу. Тут и я в два прыжка оказался наверху. Картина – не приведи господь. Сейнер наш чуть ли не на попа встал, тросы за кормой натянуты, как струны, и в воду уходят почти перпендикулярно, нос в небо смотрит. За кормой – бурун, винт молотит на самых полных, а мы пятимся назад и корма всё глубже и глубже в воду уходит. Ещё немного – и кормовой трюм через световые люки топить начнёт. Мех с боцманом кинулись с топорами снасти рубить.