снова на Уайтхолл-корт 2. Говорят: «Мистер Рейли, правительству его величества было бы очень полезно, если бы вы съездили на Дальний Восток». Я сначала хотел отказаться. Тащиться на край света мне совсем не хотелось, даже ради его величества. Но сижу, вежливо слушаю. И вдруг понимаю, что мне не предлагают никакого денежного вознаграждения!

И тут, конечно, я сразу решил согласиться. Меня переводят из платных агентов в «агенты-джентльмены»! Это уже почти «офицер-джентльмен». Я больше не на положении прислуги, я — гость дома, и мое место теперь не в лакейской, а в салоне. Огромный социальный прорыв!

Я догадался, за что мне такое повышение. Британия только что заключила союз с Японией. На кону был огромный куш, самый крупный на планете — кому достанется господство над Китаем. Соперник — Россия, которая утвердилась в Маньчжурии и захватила незамерзающий Порт-Артур, где разместила и быстро наращивала свои военно-морские силы, да еще готовилась прибрать к рукам Корею. Без Кореи и Китая японцы оказывались заперты на своих маленьких островах, лишались возможности строить империю. Дело шло к войне. Никто в мире кроме Лондона не верил, что жалкие азиаты смогут противостоять русской мощи. Британцы же решили поставить на маленького, но резвого пони — вдруг удастся сорвать приз? Открыто вмешиваться в конфликт они не собирались, но были жизненно заинтересованы в японской победе. Тут-то я и понадобился, с моим знанием русского языка и русской жизни, с предприимчивостью, которую я продемонстрировал в Баку, ну и, разумеется, с готовностью работать без белых перчаток.

Я прибыл в Порт-Артур на должность заведующего отделением «Восточно-Азиатской компании», датского пароходства, оказывавшего разного рода конфиденциальные услуги Британии — ведь она владычица морей. Задание у меня было весьма неопределенное: «оказывать поддержку японскому резиденту», который сам со мною свяжется и объяснит, какая именно поддержка ему нужна.

Некоторое время я обживался, присматривался, обзаводился полезными знакомствами. И вот как-то раз, на новогоднем банкете в Морском клубе, один из этих знакомых, китайский коммерсант по имени Хо Линь-Шунь, под треск и блеск фейерверка произнес мне на ухо кодовую фразу. Я поразился. Хо Линь-Шунь был этакий женоподобный хлыщ, над которым все посмеивались, потому что он всегда одевался с иголочки, как куколка, сверкал идеальным пробором, злоупотреблял изящными жестами и, поговаривали, даже пудрился. Русские прозвали Хо Линь-Шуня «Холеный». Он поставлял флоту продовольствие на весьма выгодных условиях, славился своей обязательностью и считался редким среди «туземцев» человеком скрупулезной честности.

Когда мы на следующий день встретились наедине, я едва узнал смешного человечка. Он иначе держался, иначе разговаривал — будто стянул клоунскую маску, и под ней открылось совсем другое лицо, малоподвижное и суровое.

— Я офицер японского генерального штаба, — сказал Хо Линь-Шунь. — Мое настоящее имя вам знать ни к чему. [Я так и не узнал, как его на самом деле звали.] Я присмотрелся к вам, мистер Рейли, и решил, что могу с вами работать. Задача перед нами стоит трудная. Через неделю или две, самое большее через три начнется война.

— Через неделю или через три? — перебил его я, снисходительный к азиатской приблизительности. — От этого зависит, как действовать разведке.

— Нет, — говорит. — В данном случае начало войны будет зависеть от действий разведки. От наших с вами действий. Мы должны добыть схему минных полей, блокирующих вход на Порт-Артурский рейд, чтобы наши миноносцы смогли ночью войти в бухту и торпедировать русские броненосцы. Эскадра должна быть парализована. Тогда Япония сможет без помех переправить войска через Корейский пролив и высадиться на этом берегу. Как только мы добудем чертеж, в Токио отправится телеграмма. На следующий день наш посланник в Санкт-Петербурге вручит русскому правительству ноту о расторжении дипломатических отношений, и в ту же ночь будет нанесен торпедный удар.

Я был впечатлен. Кажется, тогда я впервые ощутил трепет прикосновения к большой истории — чувство сильное и для меня новое. Резидент сообщил, что схема существует в трех копиях. Единственная гипотетически доступная находится в распоряжении командира порта контр-адмирала Греве. Дело в том, что управление портом на ремонте и адмирал временно работает в своем домашнем кабинете. Нужно найти способ туда проникнуть. План хранится в сейфе.

— Греве и его супруга принимают гостей, госпожа адмиральша — дама весьма общительная, — продолжил Хо Линь-Шунь, — но мне туда ход заказан. Я — желтокожий.

Он чуть усмехнулся и произнес фразу, заставившую меня присмотреться к узкоглазому, тихоголосому человечку еще раз. Я будто впервые увидел его по-настоящему.

Хо сказал вот что:

— Значение имеет только внутренний цвет твоей кожи. Она может быть белой снаружи, а с изнанки черной. Красной, зеленой, синей, жемчужной — какой угодно. У вас, например, лиловая. Это хороший цвет, но опасный.

Потом я привык, что он между делом, впроброс, вставляет какие-то ремарки, в которые потом долго вдумываешься. Что такое лиловый цвет кожи и чем он опасен, я так и не знаю. Тем, что находится на стыке красного и синего и может утянуть тебя и в одну сторону, и в другую? Но что такое красное и синее?

Я решил, что понял, зачем я нужен резиденту. Уверенно пообещал всё исполнить и на следующей же встрече доложил о проделанной работе, а также предложил план действий. Вы ведь знаете, как я люблю производить на людей впечатление, а мне очень хотелось поразить интересного японца.

— Всё проще, чем мы думали, — сказал ему я, несколько рисуясь небрежностью тона. — Мадам Греве находится в предвечернем женском возрасте и очень скучает. Мы мило с ней поболтали на рауте, она пригласила навещать ее запросто, что я назавтра же и сделал, когда мужа не было дома. Попили чай, побеседовали об Оскаре Уайльде, которого я впрочем не читал. Повздыхали. Я ей жаловался на одиночество, она мне на непонятость. В какой-то момент Лидия Константиновна даже расплакалась, попросила извинения и на несколько минут удалилась. Я воспользовался этим, чтобы наведаться в кабинет. Сейф незамысловатый, фирмы «Эриксон». Открывается мастер-отмычкой. План такой. Я проникну в сердце Лидии Константиновны, это будет нетрудно. Затем — чего не сделаешь ради микадо — я проникну и в ее перезрелое тело. Любовное свидание назначу, разумеется, ночью — когда супруг будет дежурить в порту. Это случается дважды в неделю, по вторникам и пятницам. Утомив даму африканской страстью, наведаюсь в кабинет, вскрою сейф — и чертеж наш. Как вам мой план?

— Очень плох, — ответил Хо Линь-Шунь. — По двум причинам. Если сейф вскрыть, это будет заметно. Мастер-отмычка оставляет царапины, которые не скроешь. Русские немедленно начнут менять минные проходы. Это можно сделать за