Документы лежали в комоде, на дне второго ящика, под застиранными полотенцами. Он перебрал их – среди обычных бумаг, которые хранятся в любом доме, внимание Игоря привлек вскрытый конверт без адреса…

– Принеси мне воды! – приказал он Люси. – В горле пересохло!

Пока она ходила в кухню, он заглянул в конверт.

– На, пей…

Он забыл, куда только что отправил Люси, и раздраженно отвел ее руку со стаканом.

– Ты чего? Сам же просил воды…

– Поставь на стол…

Она заглянула ему через плечо и ахнула.

– Ой, что там? Фу, какая гадость! Дохлые мухи!

– Кажется, это пчелы, – удивленно возразил он. – Но дохлые, тут ты права…

– Гадость! Выбрось!

Тарханин продолжал держать конверт с пчелами в руках. Ему стало не по себе. В голову пришла мысль, что это послание – знак смерти.

– Выбрось! – требовала Люси.

– Зачем старик положил их в конверт? Хотя нет, конверт был запечатан, а потом разорван. Выходит, он получил пчел по почте…

– У него был маразм, – прошептала Люси, как будто мертвый хозяин мог ее услышать. – Видел, какой он желтый? Разве нормальный человек будет прятать дохлых пчел в комоде?

Тарханин проснулся в темноте. Голова не болела, но в душе ощущалась гнетущая тяжесть.

«Я спал и видел сон, – подумал он. – В точности, как все и было…»

Лунный свет узкими полосами проникал в палату сквозь жалюзи. В коридоре раздались торопливые шаги – куда-то спешил врач или медсестра.

– Я мог ничего не узнать… – пробормотал Тарханин.

Суздаль

Оперативник, к которому порекомендовал обратиться Борисов, оказался молодым худощавым старлеем. Летняя милицейская форма сидела на нем мешковато, словно с чужого плеча. У него было вытянутое лицо, нос с горбинкой и светлые волосы.

– Эрик, – представился он, пожимая руку Матвею.

«Типичный германец, – отметила про себя Астра. – Какой-нибудь дальний потомок викингов. Очевидно, власть суздальских князей в старину опиралась на варяжские дружины. Кровь перемешалась, и получились вот такие светлоглазые русичи».

– Ну, как вам наш город? – с затаенной гордостью спросил Эрик. – Где успели побывать? Преподобной Софии поклонились?

– Сегодня собираемся…

– «Святая праведная княгиня София инокиня, яже бысть в Покровском монастыре девиче, чудотворница», – процитировал старлей. – Так сказано в рукописных святцах. Может, здоровьице желаете поправить? На гробнице святой Софии случались чудесные исцеления. А в начале семнадцатого века она спасла Суздаль от погромов и пожарища. Явилась отряду поляков и устрашила их своим грозным видом. У командира отняло руку, он в ужасе пообещал не трогать жителей и монастырь.

– Вы можете работать экскурсоводом, – улыбнулась Астра.

– У меня мама водила экскурсии, – объяснил Эрик. – Я еще мальцом почти все, что она говорила, наизусть знал. Если понадоблюсь, зовите. Вы на сколько дней приехали? До выходных побудете?

– Как получится.

– Куда нам спешить? – ввернул Матвей. – Мы же отдыхаем. Дышим свежим воздухом, наслаждаемся красотами…

Эрик, в отличие от Астры, не уловил в его словах иронии.

– Правильно! Такого душевного покоя вы ни в какой Швейцарии не обретете, ни в каком Баден-Бадене. Это святая земля. Здесь все наше, родное, православное. Один колокольный звон чего стоит… Вы еще наших огурцов не пробовали, сбитня, медовухи!

Он долго расхваливал достопримечательности Суздаля, так, что гости немного притомились.

– Я читала, у вас тут местечко есть, Ярунова гора называется, – вклинилась в его восторженный монолог Астра. – Покажете?

Милиционер смутился, его мальчишеские скулы покрылись румянцем.

– Там было языческое капище, – подсказала она.

– Ну да, капище Яруна, славянского бога плодородия и мужской силы… – промямлил Эрик.

Он был воспитан в христианских традициях, и язычество представлялось ему неким бесовским наваждением, о коем и упоминать-то грешно. Вообще он больше походил на провинциального учителя, чем на стража порядка.

– Наверное, на Яруновой горе отправлялся культ воинов, – предположил Матвей.

– Да, да, я обязательно поведу вас туда, – поспешно заверил Эрик. – Хоть сегодня вечером!

– Лучше завтра. Сегодня у нас трудный день. Хотим в музей сходить, а потом навестить господина Бояринова.

– Какого именно? У нас их несколько.

– И все – родственники?

– Однофамильцы. Может, когда-то пошли побеги от одного корня, – философски рассудил Эрик. – Но потом разъединились. Вам небось Николай Порфирьевич нужен. О нем Борисов справки наводил.

Они расположились в кафе Гостиного двора, за массивным дубовым столом. Официантка принесла заказанный кофе и сладости. Эрик от угощения отказался, но Астра настояла, чтобы он попробовал клубничный пирог со взбитой сметаной.

– М-мм, вкус райский, – признал милиционер. – Здешние цены рассчитаны на иностранных туристов. Скромному оперу не по карману.

– Что вы можете сказать о Николае Порфирьевиче? – напомнила она.

– Мужик основательный, хозяин – держит гостиницу и несколько сувенирных лавок. Расписные деревянные изделия, керамика, береста, резные вещицы, вышивка – все, что пользуется спросом у туристов. Законопослушный гражданин, налоги платит исправно. Ни в чем предосудительном не замечен. Не пьянствует, не распутничает, дорожных правил не нарушает…

– Он богат?

– Я бы отнес его к среднему классу. Но по нашим суздальским меркам, зажиточный человек. Хороший дом, правда, на самой окраине, машина, процветающий бизнес. Только семейная жизнь у него не удалась – детей нет. А жена умерла, под грузовик попала. Водитель набрался вдрызг и давай куролесить, а она из церкви возвращалась, со всенощной. Он ее сбил и помчался дальше. Прихожане, которые со службы шли, вызвали «Скорую», но женщина скончалась, не приходя в сознание. Такой вот печальный случай…

– Водителя нашли?

– Нашли, чего ж не найти? Он далеко не укатил, врезался в столб на соседней улице, голову разбил. Его привели в чувство, а он ничегошеньки не помнит. Посадили, конечно. А человека-то не вернешь.

– На все воля Божья, – пробормотал Матвей.

Эрик доел пирог и с сожалением вздохнул.

– Берите еще, – предложила Астра. – Мы столько не осилим.

– Нет, спасибо. Наелся. Много сладкого вредно.

– Почему Бояринов поселился на краю города? – спросил Матвей. – Там земля дешевле или он любит уединение?