– Это самая прекрасная и сумасшедшая история, давно такого не слышала!

Анна-Лена смущенно подвигала кончиком носа.

– Мы с Рогером часто ругаемся из-за политики, у нас совершенно разные взгляды, но, понимаете… можно ведь быть заодно, хоть мы и не согласны друг с другом. Многие считают, что Рогер хам, но он не всегда хам в их понимании этого слова.

– Я и Ру тоже голосуем за разные партии, – согласилась Юлия.

Она хотела прибавить, что, когда речь заходит о политике, Ру занимает позицию чокнутого хиппи, а такое обнаруживается иной раз, уже когда отношения зашли чересчур далеко. Так что приходится любить несмотря на.

Анна-Лена вытерла рукавом пиджака все лицо.

– Напрасно я действовала у Рогера за спиной! Он столького добился на работе, он должен был стать начальником, но ему так и не представился шанс. И с этими квартирами он всегда так расстраивался, что… не может выиграть. Мне так хотелось, чтобы он чувствовал себя победителем. Вот я и позвонила этому «Леннарту-Без-Границ» и сказала себе, что попробую один разочек, но… с каждой новой квартирой это становилось все проще. Я говорила себе, что это только ради Рогера, но я делала это для себя. Я обставила много квартир так, чтобы люди чувствовали себя в них как дома, чтобы человек, переступивший порог, подумал: «О, я хочу здесь жить!» Мне хотелось, чтобы когда-нибудь таким человеком стала я. Человеком, у которого есть дом. У нас с Рогером давно не было постоянного жилья. Мы только и делали, что переезжали с места на место.

– Сколько лет вы вместе?

– С тех пор, как мне исполнилось девятнадцать.

Юлия долго обдумывала свой вопрос, прежде чем произнести его вслух:

– Неужели такое возможно?

Анна-Лена ответила не задумываясь:

– Пока вы любите, вы не можешь жить друг без друга. А как только любовь ослабевает… чуточку… то можно немного пожить отдельно.

Пару минут Юлия молчала. Ее мама всю жизнь прожила одна, а родители Ру были женаты сорок лет. Как бы Юлия ни любила Ру, она всегда приходила в ужас от этой мысли. Сорок лет. Как можно любить друг друга так долго? Махнув рукой на дверь гардеробной, Юлия улыбнулась Анне-Лене:

– Моя жена доводит меня до ручки. Она хочет делать вино и хранить сыр в гардеробной.

Анна-Лена выглянула между двумя парами брюк одинаковой расцветки и ответила так, будто раскрыла страшную тайну:

– Рогер иногда тоже доводит меня до ручки. Он использует фен… как бы сказать… он дует им себе под полотенце. Понимаете, фен не для этого. Мне хочется наорать на него.

Юлия вздрогнула.

– Надо же! Ру делает то же самое. Это так гадко, что мне блевать хочется.

Анна-Лена прикусила губу:

– Признаться, я никогда бы не подумала, что у вас те же проблемы. Я всегда думала, что проще было бы жить с… женщиной.

Юлия громко захохотала.

– Люди влюбляются не в мужчин и женщин, а в идиотов!

Анна-Лена тоже засмеялась – громче, чем обычно. Они посмотрели друг на друга – Анна-Лена была вдвое старше Юлии, но у них оказалось что-то общее. Они замужем за идиотами, которые не видят разницы между волосами на голове и снизу. Анна-Лена улыбнулась животу Юлии:

– Когда у вас срок?

– Да я – хоть сейчас! Слыхал, ксеноморфик? – ответила Юлия, обращаясь одновременно к Анне-Лене и личинке чужого у себя в животе.

Судя по всему, Анна-Лена ничего не слыхала о расе чужих, но, закрыв глаза, она сказала:

– У нас есть сын и дочь. Ваши ровесники. Но своих детей они не хотят. Рогер из-за этого очень переживает. По нему не скажешь, но он был бы прекрасным дедушкой, если бы ему дали шанс.

– Ну, время-то у них еще есть, – сказала Юлия, главным образом потому, что это были ее ровесники, и ей не хотелось думать, будто она настолько старая, что окажется старородящей.

Анна-Лена печально покачала головой:

– Нет. Это их выбор. Ну что ж, теперь так многие делают, другие времена на дворе. Дочь говорит, что планета и так перенаселена, она боится глобального потепления. Как будто мало других вещей, которых надо бояться. Зачем выдумывать новые?

– Поэтому она не хочет детей?

– Да. Так она говорит. Может, я неправильно ее поняла. Наверное, так и есть. Может, для окружающей среды не помешало бы немного сократить население. Мне просто хочется, чтобы Рогер опять почувствовал себя нужным.

Юлия не увидела тут логики:

– И что, внуки дадут ему это почувствовать?

Анна-Лена слегка улыбнулась.

– Вы когда-нибудь держали за руку трехлетнего ребенка по пути из детского сада?

– Нет.

– Никогда в жизни вы не почувствуете отчетливей, что вы кому-то нужны.

Они сидели молча, дрожа от непонятно откуда взявшегося сквозняка.

Эстель бесшумно появилась в прихожей – ее старое тело в последние годы стало таким легким, что из нее получился бы прекрасный охотник, если бы она, конечно, помалкивала. Она обвела по очереди ласковым взглядом грабителя, Рогера и Ру, а когда никто из них ее не заметил, прокашлялась и, извиняясь, спросила:

– Позвольте узнать, может быть, кто-то проголодался? В морозилке есть еда, я могла бы что-то состряпать. Точнее, я думаю, что там должна быть еда. На кухне. Обычно на кухне люди хранят еду.

Эстель не знала другого способа показать людям свою заботу – она спрашивала, хотят ли они есть. Грабитель посмотрел на нее удрученно, но с благодарностью:

– Спасибо, перекусить сейчас не помешало бы, но не хочется вас напрягать.

Ру возбужденно кивнула – она была так голодна, что смогла съесть лайм с кожурой:

– Давайте закажем пиццу?

Эта мысль ее так взбудоражила, что она нечаянно задела локтем Рогера, погруженного в свои мысли. Он поднял глаза:

– Что?

– Пицца! – повторила Ру.

– Пицца? Сейчас? – фыркнул Рогер, глядя на часы.

В свою очередь, грабителя посетило новое соображение. Вздохнув, он сокрушенно добавил:

– Ничего не получится. У меня нет денег, чтобы заплатить за пиццу. Я даже заложников не могу взять, чтобы они не померли с голоду…

Сложив руки на груди, Рогер посмотрел на грабителя. Впервые без осуждения – скорее с любопытством.

– Могу я спросить, какой у вас план? Как вы собираетесь отсюда выбраться?

Грабитель скорбно моргнул и сообщил прямым текстом:

– Не знаю. Я так далеко не загадываю. Я просто пытаюсь… мне нужны были деньги, заплатить за квартиру. Я сейчас развожусь, и если у меня не будет крыши над головой, то они отнимут детей. Моих девочек. Да ну это долгая история, не буду вас грузить… простите. Я понимаю, мне лучше сдаться!