у мерно коптящих костров, до которых почти не доходит ледяной, разрывающий шкуры ветер. Да и откуда у голытьбы шкуры? настоящая шуба есть только у старосты, сидящего на козлах и правящего повозкой. Да у старшего дружинника. У меня.

— Смена! — раздаётся мерный голос Седого. Староста не оглядывается. Знает, что его приказ исполнят, а если нет…

— Оставьте! Оставьте у тепла хотя бы его! — кричит скандальная баба, закрывая собой пацанёнка лет семи.

— Правила для всех едины, — говорю ей, отлипая от своей жерди и надеясь, что не придётся браться за копьё. — Отойди и дай греться другим.

— Сколько тебе, дуре, говорили, сидела бы дома! — гневно причитает другая, молодая раскрасневшаяся деваха, лет двадцати. В самом соку, не раз и не два гревшаяся у жаровни под охотниками, а потому все видели и сочные формы и старания, с которыми она кричала от страсти. — Двигайся!

— Но он же ребёнок! — возразила женщина.

— Ты сама решила его с собой взять. Знала, что будет, — мрачно ответил я, заставив женщину сдвинуться к центру. — Идите здесь. А ты сменишься на моё место в следующий час.

— Благодарствую, друже, — чуть поклонился мужчина, за которого мне мёрзнуть на час дольше.

Потому что останавливаться нельзя, и все это знают. В начале похода некоторые ещё возмущались, но живой пример убеждает лучше всяких слов. Вернее сказать, мёртвый. Одна из ведущих повозок решила уйти вперёд, думали, они самые умные, отойдут, наберут дров, отоспятся… их окоченевшие тела нашли под утро. Охотники не успели сходить за добычей, а когда вернулись, спасать было уже некого.

Хуже всего, что часть тел оказалась растерзана. А ведь говорили, что животных в этих лесах не видели уже лет двадцать. Все, кто смог — ушёл далеко на юг. Некоторые приспособились, но даже волков было сложно встретить, они шли вслед за стадами оленей. А тех гоняли крохотные племена кочевников. Мы же все ещё недавно были обычными сельскими и городскими жителями.

Вот только зимы становились всё длинней и холодней. А леса рядом с нашим посёлком почти не осталось. Те же ёлочки, что ещё росли из сугробов, на полях, где раньше колосилась золотая пшеница, были кривыми и куцыми. А потому я прекрасно понимал Дарину, что, наплевав на все опасности, продала дом, собрала в узелок за плечами продукты и самое ценное и вместе с сыном отправилась искать надежду. Как и все мы.

— Смотри, хозяева твои едут, — со смешком окрикнул меня Костян, по кличке Сопля. Хотя учитывая постоянные простуды, эта кличка теперь подходила почти всем. Но Костян заслужил её за свёрнутый набок кривой, поломанный нос, из которого постоянно текло.

— Они мои так же, как и твои, — беззлобно ответил я, провожая взглядом промчавшуюся мимо кавалькаду всадников. За тройкой легко одетых мужчин оставался легко различимый ледок. Подтаявший снег тут же схватывался лютым морозом, превращая сугробы в ещё хуже проходимую дорогу.

А ведь мы шли по замёрзшему руслу реки. Несколько метров льда, покрытые сверху ещё парой метров сугробов. В результате дорога получалась почти ровной. По крайней мере, куда более удобной, чем ухабы по сторонам.

— Чёртовы маги, им-то в любой мороз тепло, — тихо, чтобы никто посторонний не услышал, выругался Сопля. — Хорошо им, иди куда хочешь, скачи в любую сторону. Слышь, Лютый, а что ты из дружины ушёл.

— Это моё дело, — спокойно ответил я, не первый раз меня донимали этим вопросом.

— Лютый, подойди! — крикнул староста, и мне пришлось выходить из тепла, поднимая воротник и запахивая лицо. Даже в метре от телеги мороз начинал щипать глаза, почти мгновенно покрывая брови и ресницы изморозью.

— Да, Седой, в чём дело? — спросил я, выдыхая облачко пара.

— Рябой не вернулся. И остальных не видно. Мы как раз должны были до них дойти, — тихо ответил староста, махнув рукой в сторону леса. — Задние как раз прошли с вязанками, слишком большими. Сами бы они столько не собрали.

— Хочешь сказать, наших охотников убили задние? — я повернулся в сторону саней, что шли за нами следом. Не лучшее место в караване, им приходилось отправлять своих добытчиков дальше, они больше мёрзли, а собирали чуть ли не меньше хвороста и дров. С каждым днём теряя всё больше сил. — Если так, надо оповестить Красных.

— Ничего не хочу сказать, — нахохлившись, проговорил староста. — Сходи и проверь. Мы должны знать.

— Ладно, — в этом он был прав. Мы должны знать. Если дров не будет, это мы станем окоченевшими трупами завтра утром. — По левой стороне? Снегоступы только возьму.

Короткие и широкие лыжи легко скользили по мягкому снегу, но стоило подняться на берег, как даже они начали проваливаться на несколько сантиметров, и пришлось больше идти, чем катиться. Благо, что обнаружить следы, по которым шли добытчики, не составляло никакой проблемы. Рябой ушёл всего пять часов назад, и его маршрут пересекался с другими отрядами в нескольких местах.

Дважды я приходил не туда. Находил следы вырубки и сбора хвороста. Из занесённых многометровых сугробов всё ещё торчали верхушки сосен и елей, а из-за морозов они высохли, потрескались и могли послужить отличным топливом. Стоило только спилить и набрать их в специальные носилки. Невеликий труд, если бы не холода. Даже смазанное гусиным жиром лицо мёрзло, пальцы коченели в варежках, надетых поверх перчаток.

И всё же, я нашёл нужный след. Когда в глазах уже начало белеть от однообразного пейзажа, я нашёл его. Вернее, то, что от него осталось.

Поломанные носилки, наполовину набитые хворостом и аккуратно распиленными чурками. Застрявшая в стволе пила. И тело молодого мужчины, валяющееся в нескольких метрах от лыжни. Верхняя половина с разодранной грудной клеткой и обезображенным лицом, с которого будто слизали часть кожи. Руки и ноги откусаны. Таз пропал, но я не стал его искать. Если тело в таком виде, лишь пара зверей могла сотворить такое. И один я с ними не справлюсь.

Наскоро затянув тесёмки рюкзака, я закрепил дрова, выдернул пилу из ствола и поспешил из лесу. Пришлось ослабить завязки на шапке, чтобы больше слышать, а это сейчас было куда важнее отмороженных ушей. Поскрипывал продавливаемый снег. От мороза трещали перекрученными стволами деревья. Но я боялся услышать другой звук.

Не вой и не рычание. Волков можно отогнать. Медведь, даже голодный, сперва изучит добычу, а я слишком близко от каравана. Вон он, отсюда дым видно. Но если моя догадка верна… Дышать ровнее, не сбивать темп. Не жалеть сил. Не останавливаться…

— Рябой не вернётся? — мрачно поинтересовался у меня старейшина, когда я подошёл к саням. Вначале чуть