День проходил в заботах о других, а потому его ещё можно было пережить. Но вот ночь… Каждый раз она надрывала Исиде сердце своей бесконечностью и невозможностью убежать от самой себя. Иногда ей непреодолимо хотелось разбить голову о камни. Желание это было настолько могучим, что она и сама не знала, что её удерживало. Какая-то нить, а может, просто необходимость что-нибудь для этого сделать – уединиться, пройти несколько шагов.

Ночевали они в судёнышке, пришвартованном к берегу. Потому что на этой земле не было домов – на ней вообще ничего не было, кроме бескрайности оливковых рощ. Тьма ночами была кромешная. Исида лежала на дне лодки и смотрела в необозримое звёздное небо. Оно было очень глубокое, бездонное. Никогда она не думала, что звёзд – столько! До неё доносился только плеск волны о борта и днище. Вечность качалась над ней медленным круженьем холодных, алмазных звёздных брызг. К утру созвездия уплывали, а потом таяли. Иногда Исида видела перед рассветом какое-то странное свечение неба, прозрачное сияние, представляла, что она – в нём. Потому что её уже нет на свете.

Когда здесь начинали лить дожди, они низвергались с божественной беспощадностью. Небо наполнялось молниями, клокотало громом. Никогда она не видела таких долгих, многонедельных гроз. Исида поняла: вот он, дом Зевса-громовержца.

К ней приезжал Лоэнгрин. Он долго лечился в нервной клинике после трагедии. Исида надеялась на любовь как на единственное прибежище, способное снова дать ей иллюзию жизни. Может, если она сможет зачать, дети вернуться к ней? Лоэнгрин не понял её порыва, не смог выносить её муку – уехал. Исида долго смотрела на дымок его яхты.

Подруга Мэри сказала ей, что тот нанятый шофёр, виновник трагедии, выпущенный из-под ареста благодаря мольбам Исиды, через полгода странно разбогател: купил домик и виноградник. Нет! Исида не могла поверить в его вину. Невозможно, чудовищно! Не может человек быть столь бессердечным. Она готова поверить во что угодно. Но странное дело, Исида всё время возвращалась мыслями к тому дню, их первому с Лоэнгрином поцелую. Бал-маскарад, Пьеро с ножом… Исида прокляла миллионы Лоэнгрина: а вдруг на самом деле именно они погубили две невинные души?!

Хорошо, что она не знала: Тед обвинял её в трагедии, в том, что она – не мать! Потому что мать – это ответственность! Между тем Тед сам меньше всего уделял времени всем своим отпрыскам.

К счастью, проводя время на Корфу, в глуши, вдали от цивилизации, Исида не знала и того, что ханжи обоих полов злорадствовали: грешница получила по заслугам!

За полгода Исида поседела совершенно – до чистой белизны кос. Однажды утром взобралась на самую высокую скалу. Внизу, отвесно, плескалось далёкое море. Голова немного кружилась от ветра и высоты. Она была совершенно одна. Чайки летали вровень с нею. Огромными ножницами коротко отрезала побелевшие густые волосы и бросила их в море – это были её дар и жертва.

Не может она больше здесь, устала от боли и страданий. Как сосуд, наполнена ими до краев. Хотелось просто бежать. Но куда? Лондон, Венеция, Римини, Флоренция, тосканское побережье. Её носило по свету, как лодку без рулевого. Спасла её Элеонора Дузе. Стареющая, больная, нелепая в своих бесформенных платьях и шляпах, без гроша в кармане, актриса протянула ей руку помощи со всей мощью своего гения. Она не говорила ей: «Довольно скорбеть». Она отдавалась горю вместе с ней, без позы и грима. Рядом с актрисой Исида поняла, почему она не могла выносить общества других людей, кроме Дузе. Они все притворялись, а подруга не играла. Она была искренна, проста и горестна. Иногда лицо великой Дузе делалось странным. Глядя в вечность и внутрь себя, она непостижимым, мистическим образом угадывала будущее.

Они прогуливались по берегу. Вдруг Дузе повернулась к Исиде и остановилась. Погрузившись взглядом в черты Исиды, дотронулась до её лба и сказала: «Не ищите больше счастья, моя девочка. На вашем лбу клеймо вечного горя. То, что случилось, только начало…»

Чтобы как-то отвлечь Исиду, Элеонора заставляла снова и снова повторять её рассказ про неудачливые ухаживания Габриэле д’Аннунцио. Дело в том, что известный итальянский поэт много лет был возлюбленным Дузе. Но при этом он изменял ей с каждой значимой, богатой, красивой или знаменитой женщиной, появляющейся на его горизонте. Сказать правду, он был великим любовником. Звучит не слишком правдоподобно, но не было женщины, которая устояла бы перед ним. И всё же долгие годы самая сердцевина сердца д’Аннунцио принадлежала Элеоноре Дузе, только ей. Все свои лучшие произведения он написал, вдохновлённый любовью к ней. Сама Элеонора была верна ему всю жизнь. И вот недавно Габриэле навсегда покинул её, оставив сердце подруги пустым и чёрным. Сказал, что она стара, что больше не привлекает его нисколько, а грудь её больше не возбуждает его пыла.

Так вот, Элеонора, чтобы разогнать муку на лице Исиды, заставляла её вспоминать, какой фокус та проделала с д’Аннунцио в 1912 году. Исида тогда была в зените славы, весь мир склонился к её босым ногам, мелькающим по сцене, как пара ангельских крыльев. Она была молодой и хорошенькой. Разве д’Аннунцио мог упустить её? Он проделал всё то же, что и с другими: подарки, стихи, бесконечные комплименты, море внимания и страсти. Когда истинный творец посвящает предмету обожания свой талант, устоять почти невозможно. К тому же было общеизвестно, что Исида отличается большой свободой нрава, о её любовниках ходили легенды. Габриэле и не предполагал, что может быть отвергнут. Но Исида дружила с Элеонорой и из женской солидарности решила проучить лучшего любовника Европы. Каждый вечер д’Аннунцио приходил ровно в полночь в номер её отеля. Исида танцевала для него свои самые лучшие, полные эротизма танцы. Возбужденный до крайности видом лесной нимфы, Габриэле терпеливо ждал, когда же она разрешит прикоснуться к себе… И каждую ночь уходил ни с чем. После нескольких таких ночей Исида просто перестала принимать его. Д’Аннунцио был в бешенстве, обрушив весь свой итальянский темперамент на злословие по её адресу.

Признаться, Дузе до сих пор любила этого взбалмошного, капризного, гениального ребёнка. Если бы он позвал её, она б простила годы разлуки. Но он так и не позвал…

Исида каждый день заплывала так далеко от берега, что уже не видела его. Надеялась, что не достанет сил вернуться. Но такова сила жизни: она поворачивала как раз тогда, когда это ещё было возможно…

Однажды, гуляя в одиночестве, вдруг увидела впереди себя своих детей. Они шли, взявшись за руки. Исида кричала им, бежала. Они не оборачивались. Но ведь её нельзя было не услышать!

Потом увидела их в волнах. Она должна их остановить – они утонут! Бросилась в воду, но они растаяли. Отчаянию её не было предела. Какая-то часть её сознания понимала: она просто сходит с ума. Что ж, нырнула. Вдохнула горькую воду – сила жизни заставила её всплыть, сознание покинуло её.

Очнулась на берегу. Солнце заслонял прекрасный юноша с перепуганным лицом. Он был весь мокрый, с завитков волос капала вода. Настоящий античный бог – статный, широкоплечий, прекрасный. Такой мог бы выйти из-под резца Микеланджело. Лепетал:

– Мадам, что вы сделали, дышите, надо жить, мадам…