– Согласна. Но возле дома вы все-таки были? – настаивала я.

– Ну, была! Да, была, и что теперь? Меня посадят? И сколько, интересно, дадут? Вообще, интересно, есть такая статья в Уголовном кодексе – «нахождение возле дома погибшего»?

– Вы хотели поговорить с вашей бывшей домработницей? – спросила я, стараясь не замечать ее сарказм.

– С ней без толку было говорить, – тяжело вздохнула Маргарита Игоревна и обреченно покачала головой.

– Почему? Вы уже пытались делать это? – догадалась я.

Она вдруг подошла к единственному стулу, который зачем-то стоял здесь, и обессиленно опустилась на него.

– Татьяна, не мучьте меня, прошу вас! Я так устала за эти полтора года!.. Мама была права: эта тварь принесла в наш дом столько несчастья! Я закрывала глаза на ее плохую уборку, на пыль и грязь, которые она оставляла повсюду, так она стала приворовывать!

– А вы знаете, Маргарита Игоревна, что это ваш сын…

– А почему он стал это делать, скажите мне! Ради кого? Ради этой потаскухи! До того, как он схлестнулся с ней, у нас в доме никогда ничего не пропадало, все мои украшения лежали чуть ли не открыто. Во всяком случае, мальчик знал, что в моей шкатулке много всякого добра. Но никогда, повторяю никогда ничего не пропадало. Боже, почему я не выгнала ее раньше?!

Маргарита Игоревна достала из-за пазухи платочек и вытерла навернувшиеся слезы.

– А еще этот брат-уголовник! Когда мы узнали о нем, мне стало плохо с сердцем. Она не должна была скрывать при приеме на работу, что ее родственник сидит в тюрьме. Я всегда задаю подобные вопросы всем, кого принимаю на работу, и если оказывается, что в родне есть люди, не поладившие с законом, я отказываю…

Маргарита Игоревна встала со стула и снова принялась расставлять посуду по полкам. Но мне казалось, она это делает потому, что пытается хоть как-то успокоить себя.

– А мой сын?! – вдруг снова продолжила она свой монолог. – Это же надо – окрутить двадцатилетнего мальчика?! Она же на шесть лет его старше! К тому же, по всему видно, опытная штучка! А глупому мальчишке много ли надо? Что она ему наплела, не знаю, только он, дурачок, совсем голову потерял…

– И не он один, – вставила я.

– Да, мой муж тоже хорош! Уж от него-то я никак не ожидала: все-таки взрослый мужчина, на такой ответственной работе… Я ему двадцать лет хранила верность! Последние семь лет я просто живу здесь, в этом магазине, зарабатываю деньги для семьи, для сына, чтобы у него все было… Мы за границу каждый год ездим всей семьей, мальчику вот собрались машину покупать… А он… за моей спиной… Предатель! Кобель! – вдруг выкрикнула она и разрыдалась.

Я терпеливо ждала, пока она выплачется. Я ее прекрасно понимала: наболело у женщины за полтора-то года! Если женщина один раз узнает, что ей изменили, и то для нее потрясение, а знать такое в течение длительного времени и терпеть, тут уж просто железные нервы нужны.

– А почему вы не развелись с ним? – спросила я. – Разве это нормально – жить вот так, страдать, терпеть рядом с собой человека, который просто внаглую изменяет, буквально открыто, и не собирается бросать любовницу?!

Она посмотрела на меня сквозь слезы и горько усмехнулась:

– Эх, молодость! Сколько вам лет, Татьяна? Двадцать шесть – двадцать семь?.. Вот когда вам пойдет сорок шестой, и вы поймете, что впереди старость, и первые морщинки появились на лице, и ты уже никому, в сущности, не нужна, кроме своей семьи, разумеется…

Она хотела сказать что-то еще, но тут в дверь магазина постучали, и Маргарита Игоревна быстро стала вытирать глаза и приводить себя в порядок.

– Это девочки, – сказала женщина, доставая откуда-то из-под прилавка зеркальце. – Татьяна, откройте, пожалуйста.

Я пошла открывать. Продавщицы Маша и Даша вошли в магазин и удивились, увидев в магазине постороннего.

– Пойдемте в подсобку, – позвала меня Маргарита Игоревна.

Здесь она плотно закрыла дверь и села за свой стол. Я опустилась на тот стул, что стоял напротив.

– Да, я пыталась поговорить с этой мерзавкой, – вернулась Маргарита Игоревна к прерванной теме, – но это оказалось бесполезным занятием. Она нахамила мне, посмеялась надо мной и сказала, что и дальше будет спать с моим мужем. И что я ничего не смогу сделать! Дрянь! Дрянь и подлая гадина! Если бы я смогла, то воскресила бы ее, а потом убила! Просто взяла бы ее за глотку и задушила своими руками. Даже теперь, даже мертвую я ее ненавижу и не боюсь говорить об этом. Что вы на меня так смотрите, Татьяна? Считаете меня страшным человеком, да? Извергом, зверюгой?.. Да, наверное, я стала жестокой и циничной, но я не виновата в этом. Я делала и делаю для своей семьи все, что могу: зарабатываю деньги, терплю мужа-изменщика… Надеюсь, теперь, когда эта тварь сдохла, у нас все будет по-другому. Виталий поймет наконец, что я умею любить и прощать… Да, прощать! Что вы так смотрите на меня, Татьяна? Я его простила. Все равно у меня больше никого нет, кроме него и сына… И еще мамы…

Некоторое время мы помолчали. Маргарита Игоревна приводила в порядок макияж на побледневшем лице, а я ждала, скажет ли она еще хоть что-нибудь. Очевидно, угадав мои мысли, женщина решительно захлопнула пудреницу и подняла на меня глаза:

– Собственно говоря, Татьяна, я вам уже все сказала: в квартире этой потаскухи я не была, даже не видела ее. Да, за домом наблюдала, не отрицаю, видела, как Женечка вышел от нее… Глупыш! Он сейчас в таком возрасте, что еще не понимает, каких девушек надо выбирать… А потом я ушла. Понимаете? Просто повернулась и ушла от этого треклятого дома!

– Куда?

– Я пошла к своей машине. Она стояла здесь же, за углом. Я села в нее и поехала обратно в магазин.

– Маргарита Игоревна, а какой смысл было приезжать к дому и караулить? Чтобы только издалека посмотреть на сына, выходящего от, как вы изволили выразиться, потаскухи? Вы его и дома могли увидеть.

Она бросила на меня недовольный взгляд:

– Татьяна, а вам-то какое дело до всего этого? Я наняла вас вытащить из этого дерьма моего мужа, потом сына… Я, кажется, хорошо заплатила вам. У вас есть ко мне претензии по денежному вопросу? Нет? Так в чем дело? Я вас, кажется, не нанимала помогать мне.

– Маргарита Игоревна, вы знаете, для чего вас вызвали сегодня в отделение полиции?

Она посмотрела на меня немного испуганно, но, как обычно, постаралась не показывать этого:

– Нет.

– Вас, скорее всего, задержат…

– Меня?!. Так, значит, настала моя очередь?! Мало им моих мужчин, теперь решили мне помотать нервы? Но я, правда, не убивала ее, Татьяна, хоть вы мне поверьте! Не убивала! Клянусь чем угодно… своим сыном… матерью! В тот день я даже не входила в подъезд, только стояла и наблюдала издалека. Клянусь!..

– К сожалению, клятвы не являются доказательством невиновности, – вздохнула я.