Близ Таганрогского залива, в Кагальнике, у Эллы Аркадьевны тоже была дача, доставшаяся по наследству от родителей. Туда Элла Аркадьевна наезжала изредка, когда ей надо было как следует встряхнуться в компании очередного любовника. Иногда хотелось не просто секса, а оргии, протяженностью в несколько дней. Чтобы получать наслаждение всеми доступными способами и ни о чем не думать. Две дачи, квартира в Ростове, квартира в Москве, квартира в Севастополе, которой вот-вот предстояло из служебной превратиться в собственную, несколько жирных банковских счетов, неплохая коллекция драгоценностей… Элла Аркадьевна с полным правом считала себя обеспеченной женщиной и могла хоть сегодня отойти от дел, но ей хотелось полностью использовать все возможности, вычерпать все, что мог дать ей Севастополь. Не каждый же день возвращается Крым. Уникальный случай. Грех упускать. Элла Аркадьевна верила в то, что Фортуна не любит тех, кто пренебрегает ее дарами. Стоит хоть раз пренебречь, и никогда больше не увидишь удачи. Кроме того, для самоуважения и чтобы потом не терзаться всю оставшуюся жизнь, ей надо было уйти победительницей. С высоко поднятой головой, в нужный момент, и желательно, чтобы за спиной звучали фанфары. В тайных, тщеславных и немного детских мечтах (у всех свои слабости) Элле Аркадьевне виделась мемориальная доска, установленная на доме, в котором она жила в Севастополе. «Видный организатор здравоохранения Элла Аркадьевна Масконова жила здесь…» На памятник рассчитывать не приходилось, не тот случай, а вот на доску – вполне. Чтобы помнили. Элле Аркадьевне очень хотелось чтобы ее помнили. На чиновничьем поприще ей нравилось абсолютно все, кроме одного – полного и скорого забвения после оставления высокой должности. Это ей казалось несправедливым.

– Не пойму, что происходит, Владимир Александрович! – сказала диспетчер Черкасова, едва Данилов вошел в диспетчерскую. – Только что звонил Исаев и распорядился откомандировать Ларису на встречу ветеранов с губернатором в ДК рыбаков! Встреча начинается в десять, но ехать прямо сейчас, потому что на месте надо быть за час до начала.

– Что за хрень?! – вслух удивился Данилов и позвонил заму на мобильный.

Исаев, не дожидаясь вопросов, обрисовал ситуацию:

– Стреляйте меня, Владимир Александрович, потому что вина целиком моя! Нужен фельдшер для дежурства на сегодняшней встрече ветеранов труда с Георгием Олеговичем! Распоряжение из департамента пришло еще во вторник, а я закрутился и забыл выделить сотрудника. Хорошо еще, что сейчас вспомнил, а то Элла Аркадьевна вставила бы нам с вами по самое не могу! Простите, что осложнил работу лично вам, но никого другого отправить не мог. Соймонова – опытный фельдшер, она ни в какой ситуации не теряется, а вы опытный врач. Это всего-то до семнадцати часов.

– До семнадцати? – удивился Данилов. – С десяти? Какая-то очень длинная получается встреча.

– Так сначала встреча, потом концерт, а после концерта банкет, – пояснил Исаев. – Или сначала банкет, а потом концерт, я точно не знаю. Знаю только, что фельдшер нужен с девяти до семнадцати часов. Согласно распоряжению… Прошу прощения за свою оплошность и обещаю, что больше подобное не повторится. Бес попутал, иначе ничем это объяснить не могу…

Исаев, военная косточка, никогда ничего не забывал, всюду успевал и вообще работал без замечаний. Но даже такие идеальные сотрудники редко-редко да ошибаются. Ничего особенного, но разговор с замом оставил у Данилова какое-то непонятное ощущение. Да и вообще вся ситуация была непонятной. Зачем вдруг понадобился фельдшер на встречу ветеранов с губернатором? Согласно общепринятой практике, бригады (бригады, а не только фельдшер) могли дежурить на массовых уличных мероприятиях. На массовых уличных, а не на обычной встрече ветеранов с губернатором.

– С ума они, что ли, сошли?! – возмущалась Лариса, стоя в дверях диспетчерской словно витязь на перепутье. – Новую моду придумали? Никуда я не поеду!

По сути дела, для Ларисы восьмичасовое дежурство в бывшем Доме культуры рыбаков, который нынче в духе нового времени назывался культурно-информационным центром, было выгодным. Деньги те же, а беготни практически никакой. Сиди на месте, под крышей, в прохладе и знай себе меряй ветеранам давление. Еще и на банкете угостят, не без этого, медицину всегда к столу приглашают. Но Ларисе не хотелось оставлять Данилова в одиночестве и, кроме того, настораживало само новшество. Что это за мода на дежурство сотрудника «скорой» без бригады и машины? Раньше, если уж кому было надо, на совещания и конференции отправляли дежурить медсестер из поликлиники.

– В ДК своя медицина есть, – подлила масла в огонь фельдшер Копержинская. – Курсы ведут «Домашняя медсестра». Почему кого бы из них не поставить на дежурство? Им, видишь ли, неохота в воскресенье дежурить, а у нас из-за этого бригады делятся!

– Надо протестовать против любой несправедливости! – встрял доктор Залесский. – Только так мы сможем отстоять свои права! Но протестовать грамотно. Предлагаю составить петицию…

Вкусив скоропомощного хлеба, Залесский, судя по всему, остался не очень доволен. То ли реальность шла вразрез с представлениями, то ли просто умотался на своих «без четверти два»[16] и теперь решил пойти по менее тернистой политической стезе. Стоило чему-то произойти, как Залесский тотчас же начинал мутить воду и составлять петиции. Другие сотрудники не воспринимали его всерьез, а некоторые открыто над ним смеялись. Залесский страдал от непонимания и жаловался на него своей напарнице фельдшеру Чернецовой. Сердобольная Чернецова утешала молодого врача, но чаяний его не разделяла. Главная подстанционная сплетница фельдшер Тамара Боднар утверждала, что тридцатишестилетняя Чернецова положила глаз на двадцатипятилетнего Залесского и понемногу прибирает его к рукам. Возможно, так оно и было, потому что после дежурств они обычно уходили с подстанции вместе.

– Коллеги! – громко сказал Данилов, чувствуя, что ситуация вот-вот выйдет из под контроля. – Ящики и машины у всех в порядке?!

– Геть витселя! – перевела его намек Черкасова. – Галдите так, что телефонов не слышно…

У Юрия Палыча, привыкшего объяснять все необъяснимое (так ему было комфортнее жить), имелась своя версия происходящего.

– Если уж на встречу губернатора с ветеранами понадобился фельдшер, значит он там им скажет такое, что половине сразу же на месте плохо станет. Или пенсии урежут, или коммуналку поднимут! А возить всех будем мы. Так что готовьтесь к нескучным суткам.

– Можно подумать, они когда-нибудь были скучными, – проворчал Данилов.

– Помнится году этак в девяносто шестом удалось ночью поспать аж три часа подряд… – Юрий Палыч подмигнул Данилову, намекая на то, что если событие двадцатилетней давности и имеет шанс повториться, то явно не сегодня.

По дороге на первый вызов к задыхающейся женщине семидесяти двух лет Данилов обдумал случившееся и пришел к выводу о том, что дело здесь нечисто. Хорошо, пусть пунктуальный педант Исаев забыл о распоряжении, полученном из департамента. С кем не бывает. Но он скорее мог забыть о чем-то рутинном, обычном, не требующем уточнения, а не о таком исключительном случае, как выделение фельдшера скорой помощи на дежурство в ДК. Это раз. Исаев, привыкший за время службы в армии выполнять приказы, был идеальным заместителем. Все исполнял, всюду успевал. Но вот инициативности у него было мало. Точнее – совсем не было. По любому вопросу, хоть немного выходящему за привычные рамки, он непременно должен был узнать мнение Данилова. А тут вдруг не доложил. Странно. Более того – когда вспомнил, то распорядился самостоятельно, не спросив Данилова, причем «сдернул» фельдшера именно с его бригады. То есть поступил совершенно несвойственно собственному характеру. Это два. Если уж губернатору захотелось продемонстрировать заботу о ветеранах, то почему бы не выделить бригаду целиком? Хотя бы и фельдшерскую? Так было бы логичнее и выглядело бы более впечатляюще. Это три. И еще Данилов знал одну привычку Исаева. Каждую субботу, вечером, Михаил Маратович снимал накопившееся за неделю напряжение с помощью водочки. Хорошо приняв на грудь, он спал до полудня и просыпался свежим как огурчик. Сам проболтался об этой своей «методе» в минуту откровенности. А тут в воскресенье проснулся ни свет ни заря. Тоже странно. Это четыре. Слишком много линий сходится в одной точке. Слишком много странностей. Явно кому-то нужно было на время убрать Ларису. Кому? Ха! Странный вопрос! Конечно же Элле Аркадьевне! Для того, чтобы устроить Данилову какую-то пакость на вызове. Причем пакость серьезную. А Штирлиц, оказывается, гад. Кто бы мог подумать? Вот и верь собственным впечатлениям.