Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Получавший академический паек, состоявший лектором созданного большевиками «Института живого слова», пользовавшийся комнатой в созданном ими же «Доме искусств»[95], Владимир Пяст[96] устроился было агентом на проценты со сделок в «Госпосреднике». Для начала ему поручили продать корову — дело по тем временам выгодное, но за неопытностью продавца сорвавшееся и закончившееся после всех его хлопот только тем, что над ним подсмеивались:
Об этом всегда оборванном и голодном лекторе советского учреждения со столь пышным наименованием какой-то шутник сказал:
Иногда, «чтобы отогреться», Пяст гостил у нас. Являясь по вечерам, когда подъезд был уже закрыт, он по уговору со мной стучал в водосточную трубу. Зачастую стук этот улавливался не сразу, и запоздалому гостю приходилось, раньше чем «отогреться», долго стоять на морозе.
Эту картину советского быта я описала в стихах:
Другой голодающий поэт пытался издавать сборники, в которых даже малограмотные могли помещать свои произведения, уплатив ему предварительно 25 рублей, многие кабинетные ученые давали детям младшего возраста уроки и т. п.[99] Неудивительно поэтому, что получаемые за последние годы в подарок от американских писателей и польских ученых продукты, особенно шоколад, радовали нас как детей, а погоня за лишним пайком приняла уже характер настоящей эпидемии. Из-за пары селедок, из-за фунта крупы или сахара пускались на всевозможные хитрости, в числе которых наиболее распространенной являлось добывание у знакомых врачей свидетельства о «необходимости усиленного питания». Последнее представлялось в районную медицинскую комиссию, откуда выдавались жалкие продукты — полфунта муки, четверть фунта леденцов.
Но эта необходимость быть вечно прикованным к низменному, физическому в связи со свойственными русским духовными порывами «ввысь» также влияла на психику, заставляла переоценивать ценности и толкала не в сторону коммунизма или сочувствия власти, противниками которой являлись даже самые идейные русские коммунисты, а к какому-то новому, еще не выяснившемуся мировоззрению. Об этом можно судить по сказанным на моих вечерах экспромтам последних лет:
На предложение писать коллективную поэму один из поэтов ответил:
Конкурсную тему «Добровольный раб» начали со следующего:
Вызвавший горячие споры разговор о переходящих в красный лагерь писателях был закончен моим экспромтом:
А насколько мысль каждого была прикована к окружающему быту, насколько пронизаны им — как говорил мне некогда Воровский — все области жизни, можно судить из того, что даже в экспромтах, вызванных флиртом, упоминались коммуна, Коминтерн и т. п.
Резкий отпор встретило предложение взять темой конкурса “Le roi est mort — vive le roi!” — Что вы, что вы! Такая тема, теперь… Прямо к стенке угодишь, если прослышат.