— Ну и что вы со мной говорите официально, когда все мы здесь товарищи, — похлопав его по плечу, сказал комиссар, — называйте меня просто: Петя.

В переполненный трамвай вошел инвалид с больной ногой. На остановке в вагоне появляется комиссар-еврей, бесцеремонно толкающий публику и наступивший инвалиду на больную ногу. Тот вскрикнул и грубо оттолкнул его. Видевший сцену какой-то рабочий подошел и ударил комиссара. Начался переполох, вагон остановили, позвали милицейского, и тот отвел всех в комиссариат.

— Почему вы толкнули комиссара? — спросили там инвалида.

— Я — инвалид Гражданской войны, проливал кровь за пролетарскую революцию, а какой-то негодяй наступает мне на раненую ногу.

— Ну хорошо, идите домой, мы это разберем. А вы, гражданин, — обратился милицейский к рабочему, — почему вы ударили товарища комиссара?

— Извиняюсь, товарищ, как они будут жиды, я думал, что уже начинается…

На каждом съезде по организации мировой революции должны были присутствовать представители всевозможных диких народностей, и тогда в кулуарах можно было слышать такие разговоры:

— Иди сюда, Исаак, я должен выкрасить тебя, так как сегодня ты будешь представителем негритянских племен.

Одновременно кто-то задал коварный вопрос: почему на первом съезде Коммунистического интернационала не было представителя каннибалов.

— Потому что ни один еврей не позволил бы проткнуть себе нос и вдеть в него кольцо, — ответили простаку товарищи.

Еще ярче, чем анекдоты, говорят об антисемитизме частушки и стихи:

Пародия на «Касьяна»[105], из которой мне запомнились две первые строки:

С Украины, где я имела много знакомых — буквально погибавших от голода и отсутствия обуви, — мне привезли «Новые украинские песни»:

Я поинтересовалась нынешним отношением украинцев к «москалям».

— О прошлом вспоминают без злобы, но не могут простить русскому народу, что своей пассивностью допустил овладеть евреям Россией и Украиной.

Говорят:

«Як бы у нас було тоди свое регулярне вийсько, не бачить бы жидам ни России, ни Украины. Сами попали до жидивьского тягла й нас у нього запрягли».

С комиссаром (печати. — Примеч. ред.) мне никогда не приходилось говорить о евреях отчасти потому, что вопросом этим я не интересовалась, а также из опасения, чтобы он как еврей не усмотрел в моих словах какого-либо намека.

Но однажды, приобретя на толкучке брошюру с биографией Ленина, в которой указывалось, что со стороны матери в «Ильиче» еврейская кровь, я решила спросить комиссара, так ли это.

— С каких это пор вы стали антисемиткой? — вдруг вспыхнув, спросил он. — Мне известно, что до революции вы наряду с другими приглашали работать в свои издания и евреев, что и сейчас на ваших литературных вечерах помимо русских бывают писатели-евреи, отчего же вы стали вдруг придавать такое значение национальности? Что, разговаривая со мной, вы думаете: «этот плебей» — я в этом не сомневался никогда, но с этим женщины вашего класса еще могут мириться из любопытства к такому зверю, а что вы с брезгливостью прибавляете к этому еще и «этот жид», — нервно выкрикнул комиссар, вскакивая, — этого я не думал!

— Но из чего вы могли заключить все это? — удивленная неожиданной вспышкой, спросила я. — Просто мне показалось неправдоподобным, что Ленин из евреев, и я хотела узнать, правда ли это.

— Допустим, что правда, так что же из этого?.. Разве это порок?.. Разве несколько капель еврейской крови помешали ему родиться гениальным или уменьшили его заслуги перед человечеством? Если бы вы прочли в этой брошюре, что мать его была француженкой или немкой, вы, конечно, не стали бы спрашивать меня об этом.

— Ошибаетесь: спросила бы так же, как и теперь, потому что меня интересует, чистокровный ли он русский или нет.

— Опять национальность!.. Не все ли равно, какой народ дал такого гения, важно, что он — гений.

Я промолчала, и комиссар продолжал:

— Вы, конечно, придаете значение и тому, что советское правительство состоит, главным образом, из евреев, не принимая во внимание, что это вполне естественно, так как это все люди, которым Россия обязана своим освобождением от цепей прежнего режима. Не ставить же нам во главе Союза, да еще сейчас, когда мы окружены врагами, людей не закаленных в борьбе только потому, что они не евреи. Мы должны думать о революции.