– И чье лицо? – спросил я голосом, которого сам не узнал.

– Это было лицо человека, которого мы видели вчера вечером выходящим от Мэри Ливенворт и направляющимся по коридору к двери.

Речь о сновиденьях, Они плоды бездельницы-мечты И спящего досужего сознанья[20].

Уильям Шекспир. Ромео и Джульетта

Одно мгновение я сидел, объятый суеверным страхом. Потом проснулась моя врожденная недоверчивость, я посмотрел на него и спросил:

– Вы говорите, все это произошло ночью перед убийством?

Он склонил голову и сказал:

– Это было предупреждение.

– Но вы не восприняли это таковым?

– Нет. Мне часто снятся страшные сны. Я не придавал ему значения, пока не увидел бездыханное тело мистера Ливенворта.

– Неудивительно, что вы вели себя странно во время дознания.

– Ах, сэр, – промолвил он с грустной улыбкой, – никто не знает, через какие муки я прошел, стараясь не говорить о том, что из своего сна узнал об этом убийстве, и о том, как оно было совершено.

– Значит, вы верите, что ваш сон был предвестником не только самого убийства, но и способа его совершения?

– Да.

– В таком случае жаль, что ваш сон не был немного подробнее и не подсказал вам, как убийца сначала проник, а потом ушел из надежно закрытого дома.

Лицо его вспыхнуло.

– Это было бы удобно, – согласился он. – А еще, если бы мне было сообщено, где находится Ханна и почему посторонний человек, да к тому же джентльмен, пошел на преступление.

Видя, что он раздражен, я оставил шутливый тон.

– Почему посторонний? – спросил я. – Вы настолько хорошо знакомы со всеми, кто бывает в этом доме, чтобы различать, кто посторонний для семьи, а кто нет?

– Я хорошо знаю лица их друзей, и Генри Клеверинг не входит в это число, но…

– Вы когда-нибудь сопровождали мистера Ливенворта, – прервал его я, – вне дома? В деревне, например, или во время путешествий?

– Нет.

Но ответ прозвучал несколько неестественно.

– Но, я полагаю, он часто бывал в разъездах?

– Разумеется.

– Можете сказать, где он был в прошлом июле? Он и леди?

– Да, сэр. Они ездили в Р**. Знаменитый курорт. Ах! – воскликнул он, видя, как я переменился в лице. – Вы думаете, он мог познакомиться с ними там?

Я посмотрел на него, потом тоже встал и оказался на одном уровне с ним.

– Вы о чем-то умалчиваете, мистер Харвелл. Вы знаете об этом человеке больше, чем хотите показать. Что вам известно?

Моя проницательность его явно потрясла, но он ответил:

– Я знаю о нем не больше, чем уже рассказал, но… – Секретарь загорелся. – Если вы намерены взяться за это дело… – И он вопросительно замолчал.

– Я намерен узнать все, что можно, о Генри Клеверинге, – был мой решительный ответ.

– Тогда, – сказал он, – я могу рассказать вам вот что. Генри Клеверинг написал письмо мистеру Ливенворту за несколько дней до убийства, которое, как мне кажется, произвело сильное впечатление на всю семью.

И, сложив руки, секретарь замолчал, ожидая следующего вопроса.

– Откуда вам это известно? – спросил я.

– Я вскрыл его по ошибке. Я всегда читал деловые письма мистера Ливенворта, а на этом письме от неизвестного мне отправителя не было пометки, которой обычно обозначались письма личного характера.

– И вы увидели имя Клеверинга?

– Да. Генри Ричи Клеверинг.

– Вы прочитали письмо?

Я уже дрожал от нетерпения.

Секретарь не ответил.

– Мистер Харвелл, – настойчиво произнес я, – сейчас не время деликатничать. Вы прочитали письмо?

– Прочитал. Но очень быстро и с тяжелым сердцем.

– Вы можете вспомнить его содержание? Хотя бы в общих чертах?

– Это была какая-то жалоба на то, как с ним обошлась одна из племянниц мистера Ливенворта. Больше ничего не помню.

– Которая из племянниц?

– Имена там не упоминались.

– Но вы наверняка сделали какие-то выводы…

– Нет, сэр, именно этого я не стал делать. Я заставил себя обо всем забыть.

– Однако вы говорите, что оно произвело сильное впечатление на семью.

– Сейчас я это понимаю. Никто из них не остался таким, как прежде.

– Мистер Харвелл, – строгим тоном продолжил я, – когда вас спрашивали, получали ли вы какие-либо адресованные мистеру Ливенворту письма, которые могли быть так или иначе связанными с этой трагедией, вы ответили, что не получали. Почему?

– Мистер Рэймонд, вы джентльмен и к дамам относитесь по-рыцарски. Думаете, вы смогли бы заставить себя (даже если бы где-то глубоко в душе считали, что это хоть чем-то поможет, чего я не могу сказать о себе) упомянуть, особенно в такое время, что получили письмо с жалобой на поведение одной из племянниц мистера Ливенворта, и назвать это подозрительным обстоятельством, которое присяжные должны принять во внимание?

Я покачал головой. Не признать, что это невозможно, было нельзя.

– Разве у меня были причины считать это письмо важным? Я тогда не знал никакого Генри Ричи Клеверинга.

– И все же, мне кажется, были. Я помню, как вы замешкались с ответом.

– Верно, но сейчас я бы не стал мешкать, если бы мне снова задали этот вопрос.

После этих слов наступила тишина, и я за это время успел пару раз пройти туда-сюда по комнате.

– Однако все это не более чем игра воображения, – заметил я и рассмеялся в тщетной попытке сбросить с себя суеверный страх, пробужденный его рассказом.

– Я знаю, – согласно кивнул он. – Я и сам при свете дня становлюсь практичен и не хуже вас понимаю всю смехотворность обвинения, выстроенного на основании сна бедного заработавшегося секретаря. Именно поэтому я и не хотел говорить об этом. Но, мистер Рэймонд, – его длинная тонкая рука легла мне на предплечье с таким нервным напряжением, что меня словно ударило электричеством, – если убийцу мистера Ливенворта когда-нибудь удастся заставить сознаться в содеянном, запомните мои слова: это окажется человек из моего сна.

Я глубоко вздохнул. На миг его вера передалась мне, и смешанное чувство облегчения и острой боли захлестнуло меня при мысли о том, что с мисс Элеоноры будет снято обвинение в преступлении только для того, чтобы она погрузилась в новую пропасть мук и унижения.