Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ничего не оставалось, как отправиться на корт. Вот уже три дня Дулси участвовала в корабельном турнире по сквошу. Сквош был ее страстью – о чем я с удивлением узнала в начале путешествия, когда она постучалась ко мне в каюту в белоснежной форме с полотенцем на шее. Она утверждала, что у каждого должно быть спортивное хобби, если он не хочет в “пятьдесят с гаком умереть от инсульта”, а сквош для нее – особый вид искусства, “единственный, в котором у меня хоть проблеск таланта”. Уровень подготовки участников был низким даже по самым щедрым оценкам, и на первых порах Дулси с легкостью продвигалась по турнирной таблице, пересказывая мне каждый матч за ужином в “Веранда-Гриле”. Но сегодня ей предстояло сыграть (по ее выражению) “в заковыристом полуфинале” против знакомой из своего старого клуба в Мэйфере. “Аманда Йеил, – сказала она, поежившись. – Обскакала меня на прошлогоднем Открытом чемпионате, во втором туре, а потом ее разгромила Хезер Макки. Не заметила ее в списке пассажиров. Ох и долгий же будет матч”. Никогда не видела, чтобы Дулси перед кем-то так робела, и это навело меня на мысль, что ей, наверное, не захочется, чтобы я пришла за нее болеть.
Поднимаясь на балкон над кортом, я слышала ритмичный стук мяча о стены, писк спортивных туфель. Я ни разу не видела, как играют в сквош, не знала правил и на что полагается обращать внимание зрителю. Когда Дулси бросалась словечками вроде “ник”, “дроп” и “передняя линия”, я с умным видом кивала. У нее хорошо получалось описывать перипетии матчей, да и перебивать ее было бы невежливо. Вообще-то я даже завидовала этому ее дару – увлекаться самой нудятиной и за счет чистой силы воли заражать своим энтузиазмом других.
На балконе стоял мужчина с ребенком. Я хотела спросить, какой счет, но подумала, что по этикету следует подождать паузы в игре.
– Пап, – сказал мальчик, глазея на меня, – нам теперь придется убрать вещи?
Ему не хватало роста, чтобы наблюдать за игрой поверх перил; с виду лет семи, он был в накрахмаленной, застегнутой доверху рубашке и слишком высоко натянутых брючках. Прозрачный парапет был весь в мазках его пальцев – он увлеченно возил игрушечные машинки по стеклу, выписывая медленные восьмерки.
– Ты о чем? – пробормотал его отец.
– Для тети. Она хочет сесть.
– Какой тети?
Мужчина обернулся. Это был, как выражалась Дулси, “форменный зануда” – в очках, с бородой и не особенно красивый. У него намечалась проплешина на макушке и седина у висков. Пиджак перекинут через левую руку, точно полотенце официанта. Приглядевшись, я поняла, что его занимает вовсе не происходящее на корте. Он вытирал платком протекшую авторучку. На рубашке у него было синее пятно – иззубренный островок под соском.
– Простите, – сказал он. – Одну секунду.
Вытерев ручку, он положил ее на кресло у меня за спиной. Я сказала, чтобы не беспокоился:
– Нет, правда, я лучше постою.
Но он решил во что бы то ни стало убрать свои вещи, будто в них было что-то постыдное. Помимо портфеля с потрепанными папками, на сиденье валялись детские игрушки – пластиковые солдатики, лошадки и артиллерия, оловянная ракета с облупившейся краской. Мужчина защелкнул портфель и начал поспешно собирать игрушки.
– Иди сюда, помоги, – попросил он сына. – Клади их в карманы.
– Ничего страшного, – сказала я. – Не надо из-за меня суетиться.
– Нет-нет, уж слишком по-хозяйски мы тут устроились, – сказал он, собирая солдатиков. – Джонатан, поди сюда! Извините. Жена не выносит, когда я занимаюсь бумагами в отпуске. Приходится использовать каждую минуту. (Мальчик возил машинку по стеклу, не обращая на него внимания.) Не притворяйся, что меня не слышал. Ты все еще хочешь крем-соду?
Мальчик поплелся к отцу. Тут снизу раздался крик. Дулси лежала на боку после неудачной попытки отбить мяч, а ее соперница радовалась блестящему удару. Дулси шлепала по корту ладонью. Мужчина кинулся к перилам:
– Что там? Вы видели?
– Кажется, она проиграла.
– Кто?
– Дулси.
– Ну слава богу!
– Они закончили?
– Нет. У них ничья. Два-два. Придется играть еще один гейм.
– Как увлекательно… – вяло протянула я. – И полезно для вашей работы.
Он улыбнулся.
– Вот только ни одна ручка не пишет. У вас случайно нету?
– С собой – нет.
– Придется идти вниз. А что вы читаете?
Я показала ему обложку.
– И как, интересно?
– Не знаю. Зависит от того, любите ли вы Плантагенетов. Мне трудно им сопереживать.
– Зачем же вы тогда это читаете?
– Потому что не взяла ничего другого.
– А… Я тоже раньше совершал эту ошибку. Теперь у меня вообще нет времени на романы. Зато чемодан собирать легче. – Он протянул мне ладонь в чернильных пятнах: – Виктор Йеил. Очень приятно.
Рукопожатие у него было мягкое.
– Элспет Конрой.
Дулси поправила повязку на голове и приготовилась подавать. Заметив меня на балконе, она приветственно подрыгала ракеткой.
– А вы увлекаетесь сквошем? – спросил Виктор. – Мои родственники просто не оставили мне выбора. У Аманды четверо братьев, и все в сборной графства. Женившись, я будто в орден вступил.
– Я здесь только для моральной поддержки.
– Сами не играете?
– Нет. А вы?
– Играл когда-то. – Он согнул руку. – Теперь локоть не позволяет.
Женщины так быстро отбивали мяч, что я едва успевала следить за размытым пятном, отскакивающим от стен. Удары свистели, как хлыст. Ноги топали по настилу туда-сюда.
– Господи, – сказала я, – как они молотят по мячу! Я и не подозревала, что Дулси такая сильная.
– Да. Чистая мощь.
– Это хорошо?
– Как вам сказать, – рассмеялся Виктор. – Мне нравится, когда дамы играют грациозно – непринужденные резаные удары, ловкая работа ногами. С чувством, так сказать.
– По-моему, они обе лупят что есть мочи.
Он покачал головой:
– Небо и земля. Небо и земля.
– Ну, Дулси хотя бы не так вспотела, как ваша жена. Я, конечно, не знаток, но, по-моему, это что-то да значит.
– Это значит, что Аманда еще не сменила футболку.
Я улыбнулась.
– Ставлю фунт на Дулси.
– Фунт? Это уже серьезно… – Он следил за движениями жены. – Честно говоря, сомневаюсь, что Мэнди сумеет держать такой темп. Она хорошо играет только после ссоры. Пыталась спровоцировать меня утром, но я не поддался.
– Какой вы эгоист.
– Она тоже так сказала.
Беседовать с Виктором было легко. В его чертах было что-то умиротворяющее: полуприкрытые веки, пухлые, в складочках, губы. Возможно, я просто чувствовала, что он не представляет угрозы. Казалось, он неспособен сбить меня с пути.
– Пап, а можно мне почитать на полу? – Мальчик подбежал к отцу и показал ему комикс.
– Если на ковре, то почему бы и нет.
– Ура-а! – Он тут же плюхнулся на пол и заполз в проход между креслами.
– Джонатан?
– А?..
– Пожалуйста, на этот раз читай про себя.
– Ладно.
Виктор закатил глаза.
– Милый мальчик, – сказала я.
– Настоящий актер – вот он кто. Видели бы вы, какие сцены он устраивает матери. У вас каюта не на палубе Б?
– Нет.
– Значит, вчерашние вопли вы пропустили. Повезло. – И, будто опасаясь, что я не распознаю шутку, он подмигнул. Затем, вытянув шею, заглянул в проход: – Еще немного, и нам пришлось бы выкинуть тебя за борт, да, сынок? И ты бы добирался до Америки вплавь.
