– С тех пор мне время от времени снилось, как мы с Яничиком вместе гуляем и ходим друг к другу в гости, – говорит Яна. – Как лазаем по крышам, запускаем воздушного змея, катаемся на санках и придумываем всякие интересные игры; в некоторые я потом пыталась играть наяву, с настоящими дворовыми друзьями, но без Яничека получалось как-то не так. Чего-то важного не хватало, черт его знает, чего… А потом я пошла в школу, и во сне мы тоже пошли в школу, конечно же, в один класс. И начался новый сезон нашего сериала, сны о том, как мы встречаемся у подъезда, чтобы вместе идти на урок, делимся бутербродами, пишем друг другу записки, ссоримся, миримся, хотим сидеть за одной партой, больше не хотим сидеть за одной партой, нас дразнят «женихом и невестой», мы обижаемся и деремся, а потом уже не обижаемся, сообразив, что «жених и невеста» – это совсем неплохая идея, если пожениться, можно будет ночевать в одной комнате и, например, играть в «Морской бой», или рассказывать анекдоты – хоть до самого утра, никто не запретит… А потом школа как-то незаметно закончилась, и наяву я поступила на ИнЯз, а во сне в политехнический, с Яничеком за компанию. Зря, между прочим ухмыляетесь, мало ли что наяву без калькулятора два и два не сложу, зато во сне я уже давно главный инженер не пойми чего, но пока сплю, очень даже неплохо понимаю… Впрочем, все это совершенно неважно. Важно, что раньше это всегда были очень хорошие сны. Давали мне радость, силу, а иногда, в трудные времена, и смысл. Надо жить дальше, чтобы мне снился Яничек, как же я его брошу? И жила, как миленькая. И, как видите, дожила до седых волос.

– Прям-таки до седых, – укоризненно качает головой Ромка.

– Еще до каких седых. Просто они крашеные. На самом деле я не рыжая, прости, друг. Темно-русая, цвета приунывшего воробья, пришлось перекраситься, чтобы не умножать мировую скорбь.

– Надо же, какие зловещие тайны открываются сегодня, – смеется друг Ромка. – Одна за другой!

– Да уж, – вздыхает Яна. – Сама удивляюсь. Сижу тут с вами, жалуюсь…

– Жалуешься? Да ну, отличные сны. Я бы сам, пожалуй, не отказался от такой запасной жизни, в которой у меня все хорошо. Или ладно, не обязательно хорошо, просто как-нибудь совершенно иначе. Например, я там капитан круизного лайнера. Или хотя бы боцман. Или – внезапно! – оперный певец.

И счастливо женат на подружке детства. Наяву всего этого со мной уже не случилось, а попробовать, как оно бывает, интересно.

– Ну вот и я так думала. Пока этот красавец не собрался помирать. Вдумчиво и обстоятельно, как все, что он делает. Ладно бы, один сон такой приснился. Проснулась, выдохнула и живи себе дальше. Но не с моим счастьем. События развиваются логично и последовательно, как всегда в этих снах. С причинно-следственными связями там всегда было в порядке. Если уж приснилось, что поступила в политех, в следующем сне не обнаружишь себя со скальпелем или за роялем. И даже одно и то же любимое пальто не желает оставаться новым, снашивается, как самое настоящее. Если разобраться, наяву нестыковок и неожиданностей гораздо больше, по крайней мере, у меня. Это еще надо подумать, где у нас сон, а где так называемая «настоящая жизнь».

– Кстати, да, – кивает примолкший было Томас. – Тоже иногда понимаю, что ничего не понимаю… И что, теперь тебе каждый день снится, как умирает твой муж? Не позавидуешь.

– Слава богу, не каждый. А то навещали бы вы меня сегодня в психушке. Но чаще, чем хотелось бы, это да.

– Елки, – сочувственно говорит он. И после долгой, томительной паузы повторяет: – Вот елки!

«Вот именно», – думает Яна и отворачивается к окну, где на подоконнике цветут и отчаянно, навзрыд пахнут нарциссы, неделю назад купленные в супермаркете, стремительно распустившиеся в тепле и, похоже, уже начавшие догадываться, что не доживут до настоящей весны. Сколько ни прижимайся к холодному стеклу, за которым сейчас плещется молочно-желтая от снега и фонарного света вечерняя тьма, апрельского солнца там не покажут.

– Ладно. Будем тебя спасать. Есть идея, – внезапно говорит Томас.

– Какая? А, ну да, примерно понятно. Для начала поиграть в снежки, продолжить вечер в ближайшем баре, а надравшись как следует, купить в ночном супермаркете какой-нибудь нелепый пластиковый поддон, гордо именуемый санками, и до рассвета кататься на нем с холма? Чтобы потом приползти домой, упасть и уснуть прямо в коридоре, и никаких дурацких снов? Я тебя обожаю, Томочка. Это вполне могло бы сработать. Но у меня дедлайн.

– И совершенно напрасно ты меня обожаешь. Идея надраться и кататься на санках отличная. Но не моя, увы.

– Ну надо же, – говорит Ромка. – Я тоже был уверен, что ты сейчас скажешь: «Одевайтесь, пошли, и пусть весь мир содрогнется». Ну и дальше примерно по Янкиному сценарию.

– Это потому что вы тайные алкоголики и латентные хулиганы, – ухмыляется Томас. – Одно у вас на уме. А я мыслю глобально. И совсем о другом.

– О чем?

– О том, что у нас тут Нижний Мир.

– Чего? – изумленно переспрашивает Яна. И Ромка вторит ей с некоторым запозданием: «Чегоооооооо?!»

– С точки зрения тех, кто нам снится, у нас тут Нижний Мир. Мир духов. Ну типичный же! Сами прикиньте, от того, что мы тут съедим или выпьем, напрямую зависит их – в смысле, наших сновидений – судьба. А от поставленного будильника – срок жизни…

– Точно, – тут же подхватывает Ромка. – Обожрешься на ночь котлет, а у них, бедняг, от этого сразу апокалипсис. Или, к примеру, школьный экзамен по физике. Что в общем примерно одно и то же. Трудно им с нами!

– Придурки, – ласково говорит Яна. – Даже не знаю, кто хуже.

В переводе на общечеловеческий язык это означает: «Как же я вас обоих люблю». Впрочем, и так понятно.

– Эй, будь повежливей! – смеется Томас. – Ты сейчас в Нижнем Мире. С духами разговариваешь, не с кем-нибудь.

– Ну так я и сама дух. Если уж тут живу.

– Если живешь, то да. А если, предположим, ты сейчас сюда в гости пришла? Потому что там, у себя, наяву, в смысле во сне, ты – великий шаман с большим бубном. Например.

– Я – даааааа, – подтверждает Яна. – Великий. В смысле великая. Великая шаман!

– Вот именно. И теперь ты должна нас умилостивить.

– Что?!

– Умилостивить, – повторяет Томас. – Ты, кстати, уже начала. И очень неплохо начала! Таким горячим шоколадом самого злобного духа умилостивить можно. А мы с Ромкой даже и не особо злобные. Просто прожорливые. И если ты сейчас сваришь еще одну порцию…

– Господи, – смеется Яна. – Ну так бы сразу и сказал!

И идет мыть кастрюльку. По справедливости, надо бы гостей припахать, но если уж у них хватило ума вовремя назначить себя духами Нижнего Мира – ладно, пусть сидят. Заслужили.

– Я, между прочим, совершенно серьезно, – говорит Томас, наблюдая, как Яна ставит кастрюльку на плиту.