Утром 15 апреля Жан Батист де Траверсе прощался с Антильскими островами. Мог ли он, вступая на палубу “Деятельного”, предчувствовать, что видит свою родину в последний раз? Покидая в этот день берега Мартиники, он начал свой долгий путь на север.

“Деятельный” должен был доставить во Францию эвакуируемых с Мартиники солдат. Вместе с ним и под его охраной шло американское судно “Клеопатра”, на котором также перевозились солдаты. Их отсылали во Францию с “волчьими билетами” как нарушивших дисциплину. Но на обоих судах находилось также сорок два солдата как из артиллерии, так и из гарнизона, которые увольнялись вчистую либо по выслуге лет, либо в связи с реформой в армии; они не были замешаны в бунте. Они использовались для охраны порядка на судах во время плавания. Ими командовал господин де Курваль, лейтенант мартиникского гарнизона, подчинявшийся в свою очередь маркизу де Траверсе.

Когда “Деятельный” покидал гавань Фор-Руаяля, канониры из третьей артиллерийской бригады открыли по нему огонь; “Деятельный” удачным маневром, имея попутный ветер, ушел из-под обстрела. Канониры пытались воспрепятствовать отъезду коменданта дю Буле и капитана де Малерба, которые вызвали их ненависть своей борьбой с кокардами. Если не считать этого инцидента, плавание прошло без приключений: капитан де Траверсе пользовался непререкаемым авторитетом и благополучно завершил эту деликатную миссию. Команда подчинялась ему беспрекословно: весьма странными выглядят в связи с этим утверждения шевалье де Валу, который в своих “Мемуарах” говорит о недостатке твердости и решительности у капитана “Деятельного” — именно на его твердость и решительность рассчитывал губернатор, поручая Траверсе доставить на родину группу бунтовщиков.

Оба судна пришли в Ориен 24 апреля 1790 г. Траверсе был принят комендантом порта господином де Тевенаром, которому он доложил о серьезных беспорядках на Мартинике. По его мнению, ни господин де Виомесниль, ни господин Дама, которого ждали на Мартинике в мае, не в силах исправить положение, оно будет только ухудшаться. И ко всему прочему англичане готовят флот на Барбадосе и можно ожидать их внезапной атаки.

Когда “Деятельного” разоружили, Траверсе уехал в Рошфор, где его ждала жена, и попросил у рошфорского коменданта отпуск для поправки здоровья.

Осенью 1789 г. в Дофине зародилось федеративное движение. “Франция была потрясена великим ужасом в деревне, муниципальной революцией в городах — и то явление, что по окончании чрезвычайно жаркого лета обозначается в Этуале близ Баланса сначала в форме федеративной клятвы, которую дают жители Дофине и присоединяющиеся к ним национальные гвардейцы из Дрома и Ардеша — это явление свидетельствует об общем желании победить страх, восстановить единство, положить конец распрям и насилию”[89].

Траверсе приехал в Рошфор через несколько дней после праздника Конфедерации Шаранты, который отмечался на обширном лугу сразу за ла-рошельскими воротами; все было декорировано цветами национального флага. В городе еще чувствовалась праздничная атмосфера, все наперебой вспоминали торжественную церемонию. Офицеры флота также принимали в ней участие, Водрей лишь запретил им являться на праздник при оружии.

Происходившее в этот день описали Жану Батисту де Траверсе:

«Четыре обелиска окружали алтарь свободы, убранство которого было сделано руками сестер милосердия. Знамя с начертанной на нем надписью “Конфедерация Шаранты — Нация — Закон — Король” благословил кюре церкви Нотр-Дам; в своей патриотической речи он призывал к поддержанию порядка, мира и общественной безопасности. Мэр Рошфора Эбре де Сен-Клеман торжественно водрузил на алтарь портрет Людовика XVI. Войска дали перед алтарем федеративную присягу. Хор исполнил “Те Deum”[90]. В церкви капуцинов было выставлено трехцветное знамя».

Трехцветное знамя символизировало в это время национальное единство. На флоте его изображение помещалось в верхнем углу флага с королевскими лилиями.

Проведя в Рошфоре несколько недель, Жан Батист с женой отправились в Бюгодьер. Это красивое имение, благоустроенное де Риуффом, представляло собой длинное строение в стиле шарантской архитектуры, под плоской крышей из римской черепицы, с простым классическим фронтоном. Справа в тени высокого кедра располагалась маленькая капелла, где под скромной могильной плитой рядом с алтарем покоился прах Мари-Мадлен Дьер де Монплезир.

Мари-Мадлен де Траверсе в последний раз в своей жизни склоняла колени перед могилой своей матери.

В июле в Сен-Жермен-де-Марансен, соседней с Бюгодьером коммуне, состоялся патриотический праздник; муниципальные власти торжественно пригласили принять в нем участие Жана Батиста де Траверсе, капитана 1-го ранга, кавалера ордена св. Людовика и американского ордена Цинцинната. В парадном мундире, сопровождаемый супругой, герой Войны за независимость вручил коммуне при восторженных криках собравшихся жителей трехцветное знамя. Аббат Вейон, кюре Сен Жермена, благословил его и тут же передал полковнику Фенису де Лапраду, другу и соратнику Траверсе, недавно избранному командиром национальной гвардии[91]. Подобные празднества проходили в это же время во многих французских провинциях[92].

В Париже праздник Конфедерации проводился на Марсовом поле в присутствии четырнадцати тысяч делегатов от провинциальных федераций. Талейран в окружении трехсот священников, опоясанных трехцветными шарфами, отслужил мессу на алтаре Отечества. Король, а за ним глава Федерации маркиз де Лафайет, поклялись в верности Конституции. На церемонии присутствовало много моряков; некоторые восьмидесятилетние ветераны проделали весь путь от Бастилии до Марсового поля, оставаясь на ногах в течение восьми часов.

Добавим характерный штрих, указывающий на преданность французов монархии, несмотря на все их стремление к реформам. Людовик XVI носил в этот день перстень своего великого предка, Генриха IV, который ему двумя днями раньше преподнесла делегация национальной гвардии Тура. Первый представитель династии Бурбонов в свое время подарил его мармутьерским бенедиктинцам.

И вот 14 июля 1790 г. король надел этот перстень как символ постоянства вопреки всем переменам.

Эти патриотические празднества указывали, казалось бы, на идеальную гармонию между королем, народом и церковью. Жан Батист де Траверсе, подобно многим другим, видел в них попытку преобразования общества на новых основаниях, средство борьбы с анархией, которая стремительно воцарялась во Франции.