Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И сейчас мы стремительно неслись по асфальту, неминуемо – и очень быстро – сокращая расстояние до мотоцикла. Ветер свистел в ушах, прижимая меня к спинке сидения, двигатель выл, и… Это я вою? Просто меня всегда заводит хорошая погоня. Я слышал стук в груди, который все ускорялся и ускорялся: тук-тук-ТУК, тук-тук-ТУК, и казалось, что вся машина тряслась в ритм.
Итак, мы собираемся поймать этого байкера, верно? И когда мы это сделаем, мы… Ну, я, честно говоря, не был до конца уверен, что дальше – ведь Нэнси на нашей стороне, верно? Но об этом будем беспокоиться, когда придет время, как любят говорить люди. Я лично считаю, что лучше не беспокоиться никогда, такой вот у меня подход.
Я перевел взгляд на правую ногу Берни: он вдавливал педаль в пол, до упора. Быстро пролетающая сбоку пустыня казалась просто размытым пятном, и я даже не мог… А это еще что? Какой-то крен?
– Ой-ей, – сказал Берни. – Ты тоже это почувствовал?..
Затем раздался лязг, потом еще один лязг, за которым последовала целая куча маленьких лязгов, а затем машина накренилась еще немного. Порш дернулся, словно споткнулся об асфальт – как человек, который слишком много выпил в баре.
И вот мы сидели в машине, двигатель издавал странные хлопающие звуки, а мотоцикл становился все меньше и меньше, пока совсем не исчез из виду. Стало очень тихо, если не считать негромкого «хлоп-хлоп».
Рука Берни сжалась в кулак. У него были большие сильные руки, и множеству преступников, гангстеров и просто плохих парней доводилось видеть, на что эти руки способны. Он занес кулак, будто бы хотел ударить по рулю – я множество раз видел как это делали многие люди, и хорошие, и плохие – но в последний момент остановился, его рука расслабилась, и никакого удара не случилось. И это была одна из самых лучших черт Берни.
На свет появились инструменты, а вскоре после этого – и руководство автомеханика. Когда Берни с головой погружался в двигатель, ничем хорошим это никогда не заканчивалось. Ветер трепал страницы открытого руководства, а Берни пытался прижать их локтем, перепачканным в машинном масле. В каждой руке он сжимал по инструменту. Через некоторое время я больше не мог на это смотреть и решил предпринять небольшую вылазку, чтобы – как там это называл Берни? – оценить местность, вот как. Я пробежался вокруг и оценил местность, почувствовал запах: лягушачий, жабий, рыбий – запах змеи, но очень слабый. Я отправился по следу, потерял его, покружил вокруг и снова нашел, и там, в тени большого камня, я нашел… что это? Я не был до конца уверен: какая-то странная змея, очень бледная, и у нее совсем не было глаз, а на их месте чернели отвратительные дыры.
– Чет! Что, черт возьми, происходит?
Я понял, что лаю во всю глотку, и замолчал. Но потом я снова перевел взгляд на эту безглазую голову и, кажется, залаял еще громче.
– Чет? Что такое? – голос Берни изменился, и из него исчезло раздражение – хотя конечно, не то чтобы он когда-нибудь раздражался на меня. – Нашел что-нибудь?
Он подошел, увидел змею и рассмеялся. Затем – о, нет! – наклонился и взял ее в руки, прежде чем я успел его остановить. Змеи же кусаются! Разве Берни об этом не знал? Но эта змея никого не кусала, а просто безвольно свисала из зажатого кулака Берни.
– Это просто старая шкура, Чет, – сказал он. – Бояться нечего. Просто змея слишком выросла и сбросила ее, вот и все.
На самом деле, я подумал, что это объяснение уже само по себе довольно страшное, поэтому поспешил обратно к машине. Я даже было подумывал забраться под нее и лечь, но потом услышал, как из двигателя что-то капает.
Спустя некоторое время Берни повернул ключ, внимательно прислушался к шуму мотора, и произнес:
– Вуаля.
Слово это было для меня совершенно новым. Может быть, это значило «разворот на сто восемьдесят градусов», потому что именно это мы и сделали – бросили идею догнать мотоцикл и отправились в совершенно другую сторону.
– Вегас, – сказал Берни и глубоко вздохнул. – Не могу ясно мыслить, когда речь заходит о Вегасе.
Берни не может ясно мыслить? Нелепость. Я придвинулся к нему поближе. Вскоре мы включили музыку – Билли Холидэй, один из ее грустных альбомов. Мне больше нравились ее радостные альбомы – вроде того, что с Роем Элдриджем, дующим в свою трубу – поэтому я был даже рад, когда зазвонил мобильный телефон, и Берни пришлось поставить музыку на паузу.
– Как оно все? – спросил Берни. Я услышал голос на другом конце провода: это был лейтенант Стайн.
– Скверно, – сказал он, потом еще что-то, что я не расслышал, а затем Берни нажал кнопку, и голос лейтенанта Стайна начал звучать из колонок. – …и Сьюзи Санчез до сих пор не объявилась на работе. Никто не знает, где она. Ты уверен, что эти два дела связаны?
– Сейчас я уже ни в чем не уверен, – сказал Берни. – Но она работала над статьей о Боргезе, а Клаусон-Уэллс находится примерно в часе езды от их ранчо.
– Это в округе Рио-Локо?
– Там. Знаешь что-нибудь о местном шерифе?
– Нет, – ответил Стайн. – А что?
– Плохое предчувствие.
– И это все? Плохое предчувствие? Мы уже говорили об этом, не так ли, Берни? Что ты хочешь, чтобы мы притормозили с делом, и что этого не произойдет?
– Плохое предчувствие – все, что у нас есть, – сказал Берни. Он не стал говорить про запах, но поделать я с этим ничего не мог.
Долгое молчание.
– Я поищу про него что-нибудь, – сказал лейтенант.
– И еще про помощника шерифа. Его зовут Лес кто-то там, – сказал Берни. – Вы уже проверили квартиру Сьюзи?
– Теперь ты мне рассказываешь, как работу делать? Конечно, я послал туда ребят.
– И?
На заднем фоне послышался шелест страниц.
– Этот парень сказал, что он только что приехал домой и не видел ее.
– Парень? – переспросил Берни. – Какой еще парень?
– Тут сказано, что друг из другого города.
– Какой друг?
Еще шелест.
– МакНайт, – сказал лейтенант Стайн. – Дилан МакНайт.
Берни ударил по