Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Краем глаза я видел, что на автоответчике мигает индикатор сообщений. Берни нажал на кнопку.
– Привет, это Джейни, – Джейни – мой парикмахер. Кстати, возможно, мне бы не помешала стрижка, потому что в последний раз меня стригли уже давненько. – Получила твое сообщение. Думаю, у нас тут просто случился эффект сломанного телефона. Это все из-за той записки. Как дела у Чета? До восемнадцатого числа меня не будет: я ухожу в поход в Кровавые Горы, так что, пожалуйста, перезвони мне после.
– Записка? – сказал Берни. – О чем она вообще?
Я на секундочку перестал жевать, чувствуя, что почти вспомнил, в чем тут дело.
Писк.
– Чак Экель у телефона. С тобой довольно трудно связаться, дружище. Если ты не перезвонишь мне в ближайшее время, то придется закрыть твою позицию.
– Что за черт? – Берни набрал номер. – Привет, – сказал он. – Это Берни Литтл.
– Берни, дружище, ты где был? – я узнал голос того парня в гавайской рубашке из «Сухого ущелья». У него был один из тех человеческих голосов, которые мне совершенно не нравились: вроде бы дружелюбный снаружи, но очень неприятный внутри.
– Работаю, – сказал Берни.
– Забыл, чем ты занимаешься? – спросил Чак Экель.
– Я частный детектив.
– О, ищейкой работаешь, так?
Берни ненавидел это выражение. Все его тело напряглось.
– Ты всю информацию черпаешь из дерьмовых бульварных романов?
– Что ты сказал?
– Ничего, – сказал Берни. – В чем дело?
– Ого, – сказал Чак Экель. – Погоди-ка секунду. Что там было насчет дерьмовых бульварных романов? Я не читаю никаких гребаных романов.
– Как скажешь, – сказал Берни.
На другом конце провода воцарилось молчание. Когда Экель заговорил снова, дружелюбие в его голосе полностью исчезло.
– Ну, хватит любезностей, – сказал он. – У тебя есть два часа, чтобы покрыть свою позицию.
– О чем ты?
– Об акциях на олово, о чем еще я могу говорить?
– Но я уже покрывал свою позицию. Те три штуки, что я тебе дал – помнишь?
– С тех пор все стало еще хуже. Со всем этим дерьмом, которое происходит в Ла-Пасе.
– Ничего не понимаю, – сказал Берни.
– Ты что, газет не читаешь? Все шахтеры бастуют и устраивают беспорядки на улицах.
– Но… Разве это не должно было поднять цену? – спросил Берни.
– Должно было, выше крыши, – сказал Экель. – Но ты не на то поставил. У тебя был короткий вклад. Мне нужен чек на пять тысяч, и у тебя на это два часа.
В трубке щелкнуло.
Берни просто застыл на месте, и все, словно… Словно не знал, что теперь делать. Но это было просто невозможно. И еще: Берни, конечно, был не самым высоким мужчиной, которого я когда-либо видел – им был Седрик Букер, окружной прокурор Долины – но он и коротышкой он тоже не был, так что я не понял, что там за история с коротким вкладом. Я подошел и встал рядом, и Берни взглянул на меня сверху вниз, слегка улыбнувшись.
– Не хочешь еще раз навестить мистера Сингха?
Конечно. Я всегда был рад навестить мистера Сингха, но прямо сейчас? Разве мы уже не отдали ему часы?
– Отдам ему укулеле.
Укулеле? О, нет.
* * *
– Что за чудесный инструмент, – сказал мистер Сингх и повертел укулеле в руках. – Настоящий гавайский коа, сильно опаленный, гриф из ели ситка, костяной верхний порожек. Вы играете?
– Немного.
Немного? Берни мастерски играл!
– Может быть, вы сыграете что-нибудь? Все, что захотите.
Конечно, Берни мог сыграть что-нибудь! Как насчет «Техасского вальса»? «Женщины-парашютиста»? «Призрачные всадники в небесах»? И не стоит забывать про «Серфинг по США», отличный вариант, чтобы заставить всех пуститься в пляс. Внезапно мне захотелось посмотреть, как мистер Сингх танцует. Я сам не то чтобы танцую, но когда все начинают плясать, я тоже не сижу сиднем – выражение, которое всегда ставило меня в тупик, потому что я не знал, кто это такой – сидень, и что он имеет против танцев.
Но никакой игры на укулеле не случилось. Берни только покачал головой и сказал:
– Возможно, в другой раз.
Мистер Сингх вручил нам немного денег, и мы в тишине доехали до какого-то убогого офисного здания, стоящего напротив торгового центра.
– Никаких собак, – заявил нам охранник с торчащей изо рта зубочисткой, и мне пришлось ждать в машине. Иногда такое бывало, и я относился к этому спокойно.
Пока Берни не было, я размышлял о том, как хорошо было бы сейчас вскочить и выхватить зубочистку изо рта этого охранника, а потом просто встать неподалеку и притвориться, что он может меня поймать – но только до самого последнего момента!
– Оловянные акции, больше никогда, – сказал Берни, когда мы отъезжали от здания. – Свяжи меня и дай мне по голове, если я еще раз захочу в это впутаться.
Связать Берни? Этого я сделать не мог и не хотел. А что касается акций на олово, то я ничего в этом не понимал. И судя по всему, Берни тоже. А значит, никто вообще ничего в этом не смыслил, так что не было никакого смысла даже думать об этом. Поскольку я из тех, кто может мгновенно выбросить любую мысль из головы, именно так я и поступил.
* * *
Вернувшись домой, мы отправились в рабочий кабинет, и Берни плотно занялся белой доской. Я лежал на полу и слушал, как скрипит маркер. Еще меня очень занимал его запах – такой резкий, пронзительный, очень бодрит.
– Здесь, значит, – говорил Берни, рисуя прямоугольник и записывая что-то внутри, – у нас Боргезе – граф и Аделина. Пассаик? Что еще за Пассаик? Информация поступила от Сьюзи, и конечно, эта часть… – он затих. – А здесь, – скрип-скрип, – У нас есть Альдо, секретарь, имя итальянское, но его английский безупречен. Нэнси, собачий тренер, предполагается, что умышленно травмировала Вафельку. И не забудь про Принцессу.
Забыть про Принцессу? Никогда! Она ведь напала на того большого бородатого парня!
– Чет, что это на тебя нашло?
Это рычание – это что, я был? Я замолчал. Берни снова повернулся к доске.