– Сколько же у вас было, Джеймс?

– Приданое Алисии составляло почти двадцать тысяч фунтов.

Джесси быстро произвела в уме необходимые вычисления.

– Господи, Джеймс, да ведь это гораздо больше ста тысяч долларов...

– Да, знаю. Я разбогател лишь потому, что влюбился в девушку, отец которой оказался бароном, к тому же очень богатым. Она была его единственным ребенком. Он очень любил дочь. И даже сейчас просит меня навещать его. Считает своим сыном, хотя Господь знает, я ничем не заслужил такого отношения. Он не винит меня в смерти Алисии, хотя я сознаю, как велика его утрата.

– Но почему он должен винить вас в ее смерти?

– Она умерла, рожая моего ребенка. И малыш погиб вместе с матерью. После свадьбы не прошло и года.

– Понимаю.

– Ничего ты не понимаешь, Джесси. Ты молода и смотришь на мужчин как на соперников по скачкам. Ты и представить себе не можешь, как... ладно, не стоит об этом. Теперь ты видишь, что без денег начать почти невозможно.

– Но почему вы считаете себя причиной ее смерти?

– Доктор оказался невеждой. И трусом. Схватки были долгими и тяжелыми. Меня прогнали из спальни, сказав, что это женское дело и мужчины не должны вмешиваться. Я, как последний дурак, ушел и, вернувшись, услышал нечеловеческие вопли. Когда я ворвался в спальню, она едва дышала. Он бросил ее, потому что ничего не смыслил в своем ремесле. С тех пор я много читал о родах, беседовал с лондонскими врачами. Сейчас я знаю, что ее скорее всего можно было спасти. Если бы только я отнесся ко всему серьезнее, и Алисия, и наш ребенок были бы живы.

По щекам девушки покатились слезы. Плечи тряслись молчаливых рыданий, и Джеймс почти силой повернул лицом к себе.

– Слезы, Джесси? Я даже не думал, что ты способна плакать. Все это случилось три года назад, и мне не стоило рассказывать тебе об этом. Вытри глаза, Джесси, пожалуйста.

Но вместо того, чтобы успокоиться, девушка закрыла лицо руками и громко разрыдалась. Джеймс тихо выругался и притянул ее к себе.

– Ш-ш-ш, Джесси. Все это было давно. Кануло в прошлое, покрылось пеплом воспоминаний, и мне уже не так больно. Успокойся, иначе тебе станет плохо.

Джесси подняла голову, уставилась на него огромными, сияющими глазами, а потом медленно протянула руки и сомкнула их у него на шее.

– Джеймс, – только и выдохнула она.

Джеймс не знал, почему сделал это. Не понимал, что им двигало в ту минуту. Склонившись к ней, он припал к этому чуть влажному рту. Плотно сомкнутому. Очень мягкому рту, на котором еще оставались легкие следы помады. И ощутил приступ вожделения такого сильного, что по спине побежали мурашки. Вожделения? К Джесси Уорфилд? Да такого просто быть не может!

Он провел языком по ее нижней губе и почти неслышно пробормотал:

– Открой рот, Джесси. Чуть-чуть. Да, вот так.

Желание становилось невыносимым, острое, пронизывающее, невероятное... Джеймс на мгновение потерял голову. Сжав ладонями округлые ягодицы девушки, он чуть приподнял Джесси и прижал к своему разгоряченному телу. Девушка застыла, словно кролик при виде лисы.

Джеймс почувствовал себя гнусным насильником и поэтому немедленно выпустил Джесси и мягко отстранил.

– Прости, я сам не знаю, что на меня нашло.

Джесси не сводила взгляда с пуговицы на его куртке.

– Вы меня испугали. Такого со мной еще не было. Возможно, не стоило так быстро отпускать меня. Вероятно, вам стоило дать мне привыкнуть к тому, как сильно ваши руки могут сжимать мой... э-э-э... зад. Скорее всего...

– Замолкни, Джесси. Проклятие, я же сказал, что сожалею. Несмотря на новое обличье, ты по-прежнему остаешься все той же Джесси Уорфилд, и с моей стороны просто подлость так набрасываться на тебя.

– Но это было очень приятным нападением. Вы не могли бы еще раз меня поцеловать?

– Нет, – отказался он, но тут же снова прижал ее к себе и впился в ее губы так, словно хотел проглотить...

Джесси неожиданно прыснула. Джеймс отстранился и улыбнулся.

– Я так тебя развеселил?

– Прошлой ночью я видела вас во сне. Вы меня целовали, крепко прижимали к себе, и ваши губы были точно такими же горячими. Но, проснувшись, я обнаружила, что это Демпер сидит на мне и лижет нос.

Джеймс, словно обжегшись, опустил руки.

– Значит, ты видишь меня во сне, лишь когда проклятая собачонка лижет тебя в нос. Да, мне следовало бы знать свое место.

– О нет. Не могу представить, что вы сидите у меня на груди.

Она посмотрела на его рот и, судорожно сглотнув, попросила:

– Пожалуйста, еще раз, Джеймс.

– Нет! – воскликнул он куда более свирепо, чем намеревался. – Пора обедать. Пойдем, миссис Кэтсдор наверняка что-нибудь уже успела приготовить.

Он чувствовал себя так, словно предстал перед трибуналом. Не хватало лишь завитых буклями белых париков и длинных острых носов. Любопытно, позволит ли Мэгги надеть на себя подобную штуку? Возможно, если она достаточно заинтересована в исходе дела.

Правда, Джеймс сидел не на скамье подсудимых, а на позолоченном стульчике, подаренном Дачесс, в собственной гостиной, с чашкой чая в руках. «Трибунал» в полном составе смотрел на него поверх чайных чашек. К маленьким сандвичам с огурцом и ломтикам лимонного кекса, тщательно разложенным миссис Кэтсдор на серебряном подносе, никто не притронулся. Он знал, что экономка приготовила их, желая произвести впечатление на Баджера, к которому относилась с благоговением. Известно ли Спирсу, что миссис Кэтсдор просто обожает Баджера и его поварское искусство здесь ни при чем?

Они по-прежнему не сводили глаз с Джеймса. Тот ощущал себя преступником.

– Ну же, хватит молчать, – бросил он наконец, когда ожидание стало нестерпимым. – Почему вы здесь собрались? Что я сотворил на этот раз?

Спирс поставил на стол чашку и откашлялся:

– Джеймс, мы приехали в Кендлторп, потому что подробно обсудили ситуацию и пришли к решению.

– Но сначала, надеюсь, объявили это решение Маркусу и Дачесс?

– Нет, мы хотим сказать вам первому, – покачал головой Баджер.

– И что же вы успели обсудить?

Мэгги расправила юбки из яркого изумрудно-зеленого атласа и отчетливо произнесла:

– Вы выросли прекрасным человеком, Джеймс. Именно так я сказала Джесси и при этом не покривила душой. Однако наступила пора взять себя в руки и совершить правильный поступок. Подобающий порядочному человеку.

– Правильный поступок?

– Да, Джеймс, – вмешался Самсон, один из участников «трибунала». – Дело касается вас, а не его милости или Дачесс. То есть оно затрагивает и их, но не в такой степени, как вас.