– Утро? – рассеянно повторил он. И более резко спросил: – Четверг? А где Angrezi-мэм-сагиб?

Возникла небольшая пауза.

– Желтоволосая?

Пэйджен услышал напряженность в голосе Миты.

– Да, желтоволосая.

– В комнате сагиба. Она просыпалась однажды, и я дала ей кокосового молока. Но она только сказала что-то сердитое и вытолкнула меня из комнаты.

Губы Пэйджена изогнулись в улыбке. Он мог себе представить, что именно его сердитая нарушительница высказала о чашке прохладного кокосового молока.

– Мэм-сагиб еще спит?

– Да, Тигр. Вы хотите, чтобы я...

Пэйджен отбросил покрывало и неуверенно поднялся на ноги.

– Не обращай внимания, Мита. Я сам позабочусь о мэм-сагиб.

Покачнувшись, он дотянулся до столбика кровати и почувствовал тонкую сильную руку Миты, поддерживающую его. Он раздраженно поморщился.

– Еще раз спасибо тебе, Мита.

– Не надо благодарить меня, господин. Служение вам – моя обязанность. – Ее темные ресницы на секунду поднялись, и она посмотрела на него сияющими карими глазами. – И самое большое удовольствие, Тигр-сагиб.

Уже в пятый раз за эти несколько недель Пэйджен напомнил себе, что он должен найти какой-то способ перестать быть предметом поклонения для Миты. С тех пор как он спас ее от двух негодяев в публичном доме всего в двух кварталах от заведения Элен, Мита смотрела на него с обожанием.

Пэйджен знал, что, если бы он попытался уложить ее в свою кровать, она без возражений покорилась бы ему. И доставила бы немалое удовольствие. В отличие от женщины, спящей сейчас в его кровати, подумал он раздраженно. Проклятие!

Но Пэйджен не собирался воспользоваться обожанием Миты, потому что знал слишком хорошо, чем это закончится для них обоих. Они причинили бы друг другу только боль, потому что один из них любил слишком сильно, а второй не любил совсем. Все же иногда, когда его одолевал приступ лихорадки, как это случилось теперь, сдержанность причиняла ему немалое страдание. Что с того, что он так же долго думал о золотоволосой женщине, как долго Мита обожала его?

Держась за столбик кровати, Пэйджен посмотрел вниз. Слишком поздно он понял, что был абсолютно обнажен и возбужден до очевидности.

– Принеси мою одежду, Мита, и ботинки тоже. Потом скажи Нигалу, чтобы он приготовил омлет из яиц, чай и какие-нибудь булочки. Пусть он принесет все это в мою комнату.

Борьба за управление своим телом и желанием сделала его голос неоправданно резким. Губы женщины задрожали от разочарования. Более того, Пэйджен отлично знал, что Нигал гораздо охотнее принесет завтрак в бунгало, чем Мита.

Но он решил начинать процесс ее разочарования прямо сейчас. Он был бессердечным ублюдком, который разобьет ее сердце, если она позволит ему, и чем скорее она поймет это, тем лучше. В следующий раз она будет более осторожной со своим сердцем.

Но уверенность, что он поступает правильно, не сделала приятнее созерцание обиженно дрожащих губ Миты. Он наблюдал, как она напряженно повернулась и направилась прочь.

– Мита, – остановил он ее, как только она отошла на несколько шагов.

– Да, сагиб? – отозвалась она безжизненным голосом.

– Ты сделала что-то со своими волосами. Появились новые гребни?

Она мгновенно ослепительно улыбнулась:

– Да, Тигр-сагиб. Вам понравилось?

– Это очаровательно, – грубовато ответил Пэйджен. – Когда мы возвратимся в Виндхэвен, мне придется палкой отгонять молодых людей. Они будут приходить к большому дому по любому поводу, лишь бы увидеть тебя.

Улыбка женщины исчезла так же быстро, как и появилась.

– Я пойду позаботиться об одежде сагиба, – пробормотала она и быстро ушла.

Будь все проклято, подумал Пэйджен. Он опять промахнулся. А что с другой женщиной? – спросил он себя. Она въелась ему под кожу. Чем скорее он избавится от нее, тем лучше. Но у него не было ни людей, ни времени, чтобы отправить ее назад к цивилизации в Коломбо. У него оставался только один выход: взять ее с собой в путешествие к высокогорному Виндхэвену. Он сумеет позаботиться об ее отъезде оттуда.

Эта идея не нравилась ему. Она только усилила сильнейшее предчувствие, которое возникло в нем несколько недель назад.

Она стояла у единственного окна бунгало, изучая пышную растительность, которая простиралась, насколько хватало глаз, во все стороны. Вблизи росли кокосовые пальмы, какие-то остроконечные кусты и огненно-красный гибискус. Тяжелые грозди белых цветов, свисающие со ставней, наполняли комнату душистым ароматом, смешивающимся с предрассветной сыростью.

Джунгли, подумала она уныло, прислушиваясь к оглушительному пронзительному жужжанию невиданных ею прежде насекомых. Остров Цейлон. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить хоть какие-то сведения об этой маленькой английской колонии на противоположной стороне земного шара. Удаленный на десятки тысяч миль от Англии, этот остров располагался в середине Индийского океана. Рядом с экватором, если ее сведения из школьной географии были верны.

Об этом она, казалось, ничего не забыла, а факты своей собственной истории не могла вспомнить. Только важные вещи. Она изо всех сил сжала веки, стараясь проникнуть через темную преграду в своих мыслях, но сразу же сдалась с утомленным вздохом. Ничего. Как всегда ничего.

За окном какое-то небольшое животное пронзительно вскрикнуло и зашуршало в близлежащих кустах. Большая крючконосая птица с обвисшим темно-красным хохолком взлетела с пальмы и исчезла в джунглях. Внезапно чувство отчужденности поразило женщину. Где бы ни был ее дом, она точно знала, что это было не здесь. И пока она не узнает, где он, у нее нет будущего.

Если бы только она могла разыскать этого виконта Сент-Сира, владельца здешних земель. Лорд и английский джентльмен, конечно, не откажется помочь женщине, попавшей в беду.

Да, она должна встретиться с виконтом и сообщить ему, до какой подлости дошел его управляющий. Она не поверила словам Пэйджена относительно распущенности его хозяина ни на минуту.

Ее темно-голубые глаза блеснули триумфом, как только она представила себе лицо Деверила Пэйджена, когда он узнает об увольнении. Да, ей хотелось бы доказать этому высокомерному животному, что он не мог обращаться с приличной англичанкой, как будто она была одной из его туземных шлюх! Но охваченная справедливым негодованием, она была крайне удивлена появлением первых признаков зарождающейся в ней ревности.

Пэйджен хмурился, массируя веко над пораженным глазом, шагая к бунгало. Он был почти готов снять надоевшую повязку с глаза. Возможно, это заставило бы ее почувствовать хоть какой-то страх! Но ему очень не хотелось заметить чувство отвращения, которое появится вслед за этим. Он видел его слишком часто, даже у прекрасной Джорджины, хотя она очень быстро скрыла его. Пэйджен раздраженно опустил темную ленту на место и пошел по коридору к своей комнате. Дверь открылась бесшумно.