— Однако, — произнес удивленный Сорин.

— Профессиональная память. Я же вами довольно долго занимался. Вот только достать вовремя не успел: кто ж мог предположить, что вы так лихо за границу улепетнете. Как вам, кстати, визу удалось получить?

— Я давно собирался, — еще раз соврал Сорин, — задолго до всех событий. А тут так совпало.

— Угу, — отметил про себя Трегубец. — Надеюсь, паспорт у вас, Андрей Максимович, с собой?

— А в чем, собственно, дело? — поинтересовался Сорин.

— Очень вы суетливы, молодой человек. Боюсь, как бы не упустить вас еще раз.

— Что вы имеете в виду?

— Пути Господни неисповедимы, Андрей Максимович. Вдруг завтра вам вновь взбредет в голову покинуть пределы нашей родины. Я, конечно, мог бы заблокировать аэропорты, дороги… Но зачем нам с вами эта лишняя суета. Давайте будем взаимно вежливы: вы мне отдадите свой паспорт, а я, в свою очередь, обязуюсь хранить его как зеницу ока.

— Не доверяете?

— Не то что не доверяю, но, как говорится, «свой глазок смотрок».

— Ради бога. Только у меня его нет с собой.

— Это не проблема. Где он у вас? У вашей Елены?

— Нет, дома.

— Почему же вы не носите его с собой?

— Какой паспорт вы имеете в виду?

— Естественно, заграничный: не хочу же я создавать вам трудности с проверкой паспортного режима. Остановит вас какой-нибудь постовой, заберет вас в отделение, а там — ищи-свищи вас по КПЗ.

— И что же вы предлагаете?

— Очень просто. Сейчас Ян и вы заскочите к себе на квартирку, отдадите ему общегражданский, так сказать, заграничный, и — ступайте подобру-поздорову. Да, кстати, телефончик черкните, чтобы мне лишний раз в деле не копаться.

— Телефон Старковой? — уточнил Сорин.

— Именно его.

— Пожалуйста. — Андрей взял протянутые ему ручку и бумагу и написал семь цифр. — Только когда будете звонить, — предупредил он Василия Семеновича, — пожалуйста, не объявляйте, что вы из милиции, незачем пугать бедную девушку.

— Ну, что вы, что вы, Андрей Максимович, вы меня уж совсем за пустоголового держите. Да, вот еще. Прежде чем мы с вами расстанемся, надеюсь, ненадолго, прошу вас запомнить: по первому же моему требованию (будем называть это убедительной просьбой) являться на место обозначенной встречи.

— Не могу же я бросить все свои дела и ждать вашего звонка, как влюбленная девица!

— Никто и не просит: всегда договоримся. Тем не менее не манкируйте нашими свиданиями.

— Постараюсь, — сухо ответил Сорин.

— Ну, вот и отлично, — засмеялся Трегубец. — А теперь прошу в карету и… Ян! Проводи молодого человека. Довези его до дома, отними у него документик и возвращайся. А я покуда передохну здесь маленько: уж больно крепким оказался этот Толик, до сих пор в голове шумит.

— Хорошо, Василий Семенович. Ну, пошли, — сказал Ян и легонько приобнял за плечи Сорина.

— Я, простите, не люблю фамильярности, — сказал Сорин, отодвигаясь.

— Смотри, какая цаца!

— Господин следователь, уймите вашего подчиненного.

— Ян, Ян, ты особенно не напирай: молодой человек оказал нам любезность и, надеюсь, впредь еще не раз окажет. Ты уж помягче с ним.

— Не сахарный, не растает, — ответил Ян, проверяя, на месте ли ключи от машины.

Была ли его грубость и строгость по отношению к Сорину напускной, или просто он свято чтил указания начальника, но, так или иначе, всю дорогу до дома Андрея Старыгин ему не докучал и, когда они поднялись в квартиру, был так же спокоен и вежлив; дождался, пока Сорин найдет свой паспорт, взял его, внимательно прочитал фамилию и, сличив фотографию с оригиналом, махнул на прощание рукой и отчалил.

Оставшись наконец в одиночестве, Андрей рухнул в кресло возле любимого письменного стола и принялся осмысливать ситуацию. Несмотря на все ужасающие события прошедшего дня, он не мог сказать, что день этот был тяжелым и неудачным, напротив, плюсов в нем оказалось больше, чем минусов. Во-первых, он узнал имя своего «заказчика». Как использовать это знание, Андрей еще не представлял, но понимал, что рано или поздно фамилия «Ермилов» встретится ему и, может быть, не только здесь, а даже и за рубежом. Сорин отлично понимал всю тщетность надежд на более подробную информацию о Ермилове Геннадии Андреевиче: Трегубец никогда не скажет ему, кто он и чем занимается, а включать в это дело каких-либо дальних знакомых Андрей боялся не только потому, что это может произвести лишний шум, но и в силу того, что людям такого рода поиски могут серьезно навредить. «Хватит смертей, — сказал он себе, — хватит. В конце концов, отягощать лишней кровью свою душу я не намерен».

Второй приятной неожиданностью за сегодняшний день он посчитал для себя встречу с Василием Семеновичем. «Мужик он ушлый, — думал Сорин, — и если его держать на поводке, то пользы от него будет больше, чем вреда. По крайней мере, пока беседа наша прошла весьма успешно». Он мысленно похвалил себя за то, что скрыл детали пребывания в Лондоне, и подумал о том, что теперь уже ничто не мешает ему пойти в турагентство. «Конечно, — говорил Андрей себе, — этот следак уверен, что он отрезал мне пути отхода. Значит, никаких усилий проконтролировать мои попытки получения визы он предпринимать не будет. Он не дурак и понимает, что новый паспорт достать раньше, чем через месяц, я не успею. На этом стоит сыграть. А поскольку он во мне заинтересован, да и на картинки пока не покушается, защита от него всегда будет». Он чертыхнулся, вспомнив, что не спросил контактного телефона у Трегубца, но сразу же другая мысль пришла ему в голову: «Интересно, а почему он сам не предложил мне этого? Почему беседа наша происходила на какой-то квартире?» И тут же мысли закружились в голове с лихорадочной скоростью. «В операции по моему задержанию участвовали двое: он и его помощник. От милиции мы убежали. Бандита один из них убил, и вызывать опергруппу, кажется, никто из них не собирался. Следовательно, — вот это уже становится занятным, — следовательно, он работает на свой страх и риск. Трудно представить себе, что операцию по задержанию бандита, или даже подозреваемого, проводят всего два человека. Нет, чтение детективов все-таки полезная вещь. Значит, он сам на волоске. Значит, любое мое слово и начальство Трегубца инкриминирует ему самоуправство, и господину следователю не поздоровится. Это стоит использовать, конечно, в крайнем случае».

Сорин хлопнул себя по коленям и потер от удовольствия руки. «Ага, Василий Семенович, значит, не только вы меня на привязи держите паспортом. У меня против вас тоже припасен маленький скелетик. Но это в будущем. Вернемся, однако, к господину Ермилову. Что предпримет он? Я к нему не попал, один из его людей убит. Если он не дурак и обладает связями, а он наверняка ими обладает, то быстро вычислит неуловимого господина Трегубца. И, вычислив, попытается его устранить. Вопрос в том, какими способами? Вряд ли он пойдет на убийство мента. А вот снять с работы или послать в какую-нибудь дальнюю командировку — при деньгах и связях можно устроить. Следовательно, я опять буду под прицелом. Нет, хватит, хватит прохлаждаться: пора валить из благословенной родины. Ну, что ж, начнем, благословясь».