Он даже не разозлился на меня, не выказал ни малейшего раздражения. Приготовить такой ужин стоило больших усилий, а я мало того что ни в чем не помогала, так еще забыла о цветах.

— Давай я схожу. Каких купить? Ты говорил вроде… э-э… белые такие…

— Незачем тебе мотаться по лестнице туда-обратно, — крикнул он уже в дверях, — я быстро, одна нога здесь, другая там…

Он ушел, а я стояла посреди комнаты, не зная, куда себя деть. Как будто случайно оказалась в квартире, где жил молодой мужчина. И этот мужчина пригласил меня в гости. Надо поскорее уйти отсюда, чтоб не путаться под ногами…

Вернувшись, Александр застал меня на том же месте. В руках у него был букет белых цветов, чем-то напоминавших наши садовые ромашки. Должно быть, вид у меня был тот еще, потому что он склонился ко мне и ласково спросил:

— Ты чего стоишь? Почему не готовишься к приходу гостей?

— Потому что… потому что все это не может быть правдой… Есть в этом какая-то фальшь… Раньше… когда ты кричал на девушку Надю, у тебя это выходило естественно… а со мной… ты ведешь себя так, будто ты в доме покойника…

Под веками закипала соленая влага.

Александр положил букет на стол и взял меня за плечи.

— Что ты несешь?! — сказал резко. — Прекрати наконец себя мучить. А не кричу я на тебя, потому что не бунтую против твоего присутствия. Ты не мешаешь мне, ты мне нужна!

И слезы брызнули по моим щекам.

— Юлия, ну что ты как маленькая девочка… — сказал он с укором.

— Это все потому, что боюсь тебя любить, — шмыгнула я носом.

— Я тоже боюсь. Боюсь чего-то страшного… не дай бог, попадешь под машину или еще что случится. И останусь один…

«А что будет, когда я совсем постарею?» — подумала я.

Шаги на лестнице всполошили нас. Мы не успели ни принять душ, ни переодеться, а гости уже у порога. К счастью, пока только один Муский. Вручил Александру бутылку рейнского вина. Александр глянул на этикетку.

— Ого, десятилетней выдержки, — присвистнул, — как положено. — И скрылся в ванной.

— Прошу вас, не обращайте на меня внимания, — сказал Джордж, — позабочусь о себе сам.

— Может, выпьете что-нибудь?

— И обслужу себя сам.

Тогда и я отправилась в ванную. Александр как раз вышел после душа. Он был мокрый, с волос капала вода. Как же он был красив… Что за трагическая несообразность! Как мог этот мужчина любить такую, как я? На моем месте должна быть молодая красивая девушка.

— Прекрати немедленно, — резко сказал он. — Догадываюсь, что сейчас ты выбираешь мне в спутницы жизни Синди Кроуфорд, никак не меньше. Я бы с ней со скуки помер…

И вдруг напряжение разом спало, я рассмеялась:

— Откуда ты узнал, о чем я думаю?

— Просто я тебя чувствую.

Остаток вечера протекал в более спокойной обстановке. Я подкрасила ресницы, единственное, что я умела делать. Провела щеткой по своим коротким волосам и надела любимый сарафанчик. В нем я сейчас выглядела лучше прежнего — здорово похудела. Неожиданная потеря веса пошла мне на пользу: с чуть запавшими щеками лицо смотрелось моложе, шея удлинилась, а самое главное, не обвисла кожа.

Вышла к гостям, а вернее — к одному гостю (Джордж по-прежнему пребывал в одиночестве), в хорошем настроении, зная, что выгляжу очень даже неплохо. По-моему, они были того же мнения, это читалось по их взглядам. Александр протянул мне бокал с вином.

— Может, вам с Джорджем пора уже перейти на «ты»? — предложил он. — Вы оба — моя семья…

Муский улыбнулся, потянувшись ко мне с бокалом:

— Если не возражаете, я — Джордж.

— Совсем не возражаю, — поспешно произнесла я. — Меня зовут Юлия.

Наконец явились Ростовы, поднялась обычная в таких случаях суматоха, сделалось шумно.

Катя, не закрывая рта, говорила, и никто не в состоянии был ее прервать. У них на вилле ее излишняя говорливость не была такой докучной — у Кати как у хозяйки дома было много разных забот, она суетилась, то и дело выходила, обрывая фразу на полуслове. Но отсутствием памяти не страдала, потому что, когда возвращалась к собеседнику, заканчивала прерванную мысль. Сейчас, присев на подоконник, она громко восхищалась видом из окна.

— Ты только посмотри, Алеша, эх, Париж — это Париж… Здесь вольно дышится…

— У нас дышится лучше — нет этих жутких автомобильных выхлопов, — вставил ее муж.

— Ну, ты скажешь. — Катя пожала плечами. — Я имела в виду духовную жизнь!

Александр позвал ее на кухню, а я почувствовала неприятный укол в области сердца. Это я должна была заниматься приготовлениями к ужину, а не он, и уж тем более не кто-то из приглашенных гостей. Но повар из меня был никудышный. Что же обижаться на других, сама виновата, не научилась толком готовить. Еще один минус мне как женщине. Если б я заставила себя возиться с кастрюлями в темной тесной кухоньке ради воскресного обеда с дочерью дома, а не в ресторане, может статься, мои отношения с ней сложились бы по-другому. В нашем случае отрезание пуповины означало все большее отдаление, вплоть до отчуждения. Вполне возможно, отсюда брались моя нынешняя тоска по материнству и претензии, обращенные к своему животу, безжалостно пустому. Будь по-иному, я б тогда не тосковала по новому ребенку, а скучала по своему, от которого все больше отдалялась. Открывшееся мне так поздно чувство — любовь к мужчине — изменило меня, сделало похожей на других женщин, а ведь любая женщина в первую очередь стремится к материнству. Особенно если материнство осталось не до конца реализованным. Как в моем случае. Совершенно непонятный страх, который возникал во мне на протяжении всех этих лет даже при одном только упоминании о беременности, теперь вдруг оборачивался своей противоположностью — ностальгией по материнству, по интересному положению, сопровождающемуся до карикатурности деформированной фигурой. Помню, с каким неодобрением я каждый раз наблюдала за своей беременной дочерью…

Катя внесла горячую супницу, которую мы вместе со столовым сервизом и приборами взяли на этот вечер в прокате. Александр принес тарелки с закусками. Они с Катей еще покрутились между кухней и комнатой, а потом последовало приглашение к столу.

Это было что-то невероятное. Александр сумел приготовить огромное количество блюд. И сделал все это сам.

Морские гады, крабовый салат, суп из черепахи, фаршированные перепелки и вдобавок десерт — потрясающий французский торт, купленный им. А вот где — не хотел сознаться. Катя каждый раз при перемене блюд выражала свое восхищение:

— Ну правда, Саша, ты разминулся со своим призванием. С такими способностями тебе впору открывать ресторан где-нибудь поблизости, скажем на Монмартре.

— Кто знает, может, и придется, — ответил он, — если моя книга провалится…