Тот, в свою очередь, время от времени то и дело демонстрировал признаки колебаний и сомнений. Все эти коварные козни почти не вызывали в душе этого человека удивления, ведь его азиатская натура была самым восхитительным образом готова к подобным злобным проискам.

– А теперь, – вновь заговорил бандит, – скажите, что вы думаете о моем плане.

– Он представляется мне гениальным.

– И только-то?

– Нет, еще в высшей степени практичным.

– Замечательно! Но вы его одобряете?

– Мне нужно подумать.

– Ах, ну да, и упустить время.

– Но позвольте! Я еще не свыкся со всеми этими идеями.

– Помилуйте! Давайте играть в открытую, одобряете вы мой план или нет?

Бандит прекрасно понимал, что, приперев Сентака к стенке, он заставит его раскрыться.

– В перспективе у меня намечаются и другие дела, поэтому вам нужно определяться в данном вопросе, чтобы я мог принять соответствующие меры и больше ничем другим не заниматься.

– Что-то вы слишком торопитесь.

– Дела есть дела. Одно только слово – да или нет.

– Ну что же! Да!

– Отлично. Когда вы сможете представить меня мадам де Сентак?

– Может, вам лучше сначала познакомиться с моим юным родственником?

– С господином Давидом? Нет.

– Почему?

– Я предпочел бы войти в ближний круг его знакомств с помощью мадам де Сентак, так будет более естественно. К тому же в этом случае при необходимости можно повести дело так, что все подозрения, опять же, падут на вашу жену.

– Как вам будет угодно.

– Значит, завтра я буду иметь честь быть представленным мадам де Сентак?

– Договорились.

– А когда план воплотится в жизнь, я получу свой миллион?

– Да, миллион, – сказал Сентак, подумав, что вполне сможет оградить себя от подобных убытков, если застрелит Семилана, застав его у ног своей жены.

– Примите для этого все необходимые меры.

– Сегодня же вечером.

– В таком случае – до свидания.

Сентак расстался с сообщником и вернулся домой.

– А знаете, моя дорогая, – сказал он Эрмине, повязывая на шею салфетку, чтобы отобедать, – сегодня мне посчастливилось встретить одного нашего общего друга.

– Кого же?

– Господина де Самазана.

– Вот как? – сказала Эрмина. – И что он, по-вашему, собой представляет?

– Он показался мне очень даже порядочным молодым человеком. Демонстрируя весьма забавную робость, сей господин испросил у меня разрешения засвидетельствовать вам свое почтение.

– На что вы ответили, что в этом нет нужды…

– Напротив, я попросил его нанести вам визит. Если он когда-нибудь станет за вами ухаживать, это чрезвычайно меня удивит.

Эрмина в ответ не сказала ни слова.

На следующий день в три часа пополудни тяжелый железный молоток монументальной двери особняка Сентаков возвестил Эрмину о прибытии посетителя. Сама она в этот момент, уличив накануне мужа во лжи, думала о том, как попросить Кастерака защитить ее, не возбуждая подозрений со стороны ревнивого супруга.

Когда слуга приоткрыл дверь и заглянул в салон, она резко спросила:

– Кто там?

– Господин спрашивает, соблаговолите ли вы, мадам, его принять.

– Кто таков?

– Я никогда его раньше у нас не видел.

Услышав этот ответ, Эрмина нетерпеливо махнула рукой, словно придя в раздражение от того, что ее в подобный момент оторвали от мыслей и помешали строить планы защиты.

– Но, полагаю, у этого господина есть имя, скрывать которое он, по всей вероятности, не намерен.

– Совершенно верно, мадам.

– В таком случае говорите, не тяните.

– Его зовут господин де Самазан. Что ему ответить?

– Пусть войдет.

Слуга удалился и уже через несколько мгновений вернулся обратно в сопровождении Семилана, представившегося господином де Самазаном.

Костюм на бандите был поистине безупречен. Даже самый строгий критик, и тот не смог бы сказать ничего дурного по поводу его туалета, в котором не было ни единого изъяна.

В полном соответствии с последними веяниями моды, он был облачен в темные брюки неопределенного оттенка. В эпоху, когда мужчины, в большинстве своем, носили короткие рейтузы и сапоги, подобная деталь одежды была призвана привлекать всеобщее внимание. Верхнюю часть костюма составляли светлый жилет в цветочек, спенсер[11] и некое подобие сюртука с гигантским воротником. Рубашка с жабо была ослепительно белой, а галстук, завязанный сложным узлом, придавал молодому человеку несколько суровый вид, признанный в те времена верхом изысканности.

В руке он держал конусообразную шляпу с большими и лихо, можно даже сказать нагло закрученными кверху полями, известную как боливар[12].

Завидев гостя, Эрмина встала с глубокого кресла, в котором до этого полулежала, и подошла к нему.

– Сударь, – сказала она, – благодарю, что не забыли моего обещания выразить вам признательность за тот великодушный поступок, который вы совершили позавчера.

– Мадам, я никогда не посмел бы проигнорировать ваше милостивое приглашение нанести вам визит. Вчера счастливый случай свел меня с господином де Сентаком, который в своей признательности проявил ко мне значительно больше теплоты, чем заслуживала та незначительная стычка, о которой вы только что изволили упомянуть.

– Вот как? Значит, господин де Сентак был с вами любезен?

– Да, мадам.

– Я должна его за это поблагодарить.

– Более того, он сам попросил меня незамедлительно явиться к вам, чем и объясняется та поспешность, с которой я воспользовался его любезным предложением.

Свою речь Семилан держал абсолютно непринужденно. Зажав в одной руке шляпу, а в другой трость, он, слегка раскачиваясь, стоял перед Эрминой с видом робкого человека, вовсю старающегося не потерять самообладания.

Чтобы сгладить несколько суровое выражение своих губ, бандит почти не переставал улыбаться.

– Соблаговолите сесть, милостивый государь, – сказала Эрмина, указывая на стул.